— Вот как кончаются самые прекрасные наши мечты, наша небесная любовь! — воскликнул Каллист, которого ошеломил этот поток разочаровывающих открытий.

— Они кончаются фарсом, — сказал Максим, — или, того хуже, пузырьком с ядом! Я не знаю ни одной первой любви, которая не кончалась бы глупо. Ах, барон, все, что есть в человеке небесного, может найти себе достойную пищу лишь на небесах!.. Вот почему правы мы, повесы. Я лично долго размышлял над этим вопросом и, как видите, вчера вступил в законный брак. Я буду верен своей жене, и я советую вам вернуться к госпоже дю Геник... Но не сейчас... месяца через три. Не жалейте о Беатрисе — это натура тщеславная, вялая. Если хотите — это вторая госпожа д'Эспар, только без ее политичности; женщина без сердца и без головы, кокетство ее самое мелкое, а легкомыслие ее всегда во зло. Госпожа де Рошфид любит только самое себя. Она окончательно поссорила бы вас с женой, а потом бросила бы без зазрения совести, — одним словом, это ни рыба, ни мясо. У нее нет силы ни в чем — ни в пороке, ни в добродетели.

— Я не согласен с тобой, Максим, — возразил Ла Пальферин, — Беатриса будет самой очаровательной хозяйкой лучшего из парижских салонов.

Каллист ушел, дружески пожав руку Шарлю-Эдуарду и Максиму де Трай, он даже поблагодарил их за то, что они рассеяли его иллюзии.

Через три дня герцогиня де Гранлье, которая не видалась с дочерью с того самого дня, когда произошел описанный выше разговор, приехала к дю Геникам рано утром. Каллист был еще в халате, а Сабина, сидя возле него, вышивала распашонки для будущего отпрыска дю Геников.

— Что с вами, дети мои? — спросила добрая герцогиня.

— Все хорошо, дорогая маменька, — ответила Сабина, подняв на мать сияющие счастьем глаза, — мы разыграли басню «Два голубка»[71], — вот и все.

Каллист подошел к Сабине и нежно пожал ее руку.

1838—1844