– Когда хунну свяжут войной Атамана, ты останешься один, – чеканным тоном твердил Император. – А сами по себе твои купчишки ничего не стоят в войне. Имперские полки двинутся на приступ, а изнутри им помогут те, кто любит деньги больше, чем свой город. Твои торговцы сами откроют ворота!

– И как же ты подойдешь к стенам? – ехидным голосом поинтересовался Механик. – Может, вспомнишь, как ты добирался в Золотой Мост? В одном месте дорога идет по скальному карнизу, нависающему над морем.

– И что? Встретишь меня там? Имперские пехотинцы возьмут любое укрепление, которое ты в состоянии воздвигнуть!

– Укрепления? – Механик расхохотался. – У той части дороги с сегодняшнего дня несут боевую вахту десять фрегатов. Каждый имеет на своем борту по полсотни новейших пушек. Твоя армия на той скале как на ладони. Вас будут поливать ядрами и картечью, а вы даже не сможете ответить. А как только дозорные заметят имперские хоругви, по тревоге будет поднят весь торговый флот. Когда он подойдет, вас просто размажут по скале тонким слоем. Не советую идти во главе войска. Ядра никто из нас отбивать еще не научился.

– Но если мы как-нибудь пройдем…

– Как? Все горные тропы охраняют иверы. Горцы – народ дикий, но в родных местах им любой нипочем! Они знают скалы как свои пять пальцев. Большое войско там не пройдет. А маленькие отряды просто завалят камнями. Если кто и прокрадется – знай, сейчас в порту сходят с кораблей «Серебряные шпоры». Я велел отозвать их на родину в преддверии войны. А с ними – новые наемники из Заморья. С ними я смогу не только защищаться, но и атаковать твои границы.

– Пусть приходят. – Император гордо вскинул голову. – Наш народ един, все встанут на защиту Империи!

– Ты устарел, братец. Ваша доблесть не устоит против шквала свинца и огня. Не спорю, некоторые твои полки тоже вооружены огнестрельным оружием, только вам мы продаем худшее. Наши новые ружья с нарезными стволами бьют дальше и точнее. Наши пушки гораздо мощнее. Пороха с присадками из разрыв-травы в Империю мы не продаем. И радуйся, что в пределах твоей Империи нет места, куда мог бы пристать корабль. Иначе ты познакомился бы со златомостскими морскими пехотинцами. Они наводят ужас на все Заморье. Но коли ты явишься в город, узнаешь, почему это так.

– Ты свой город на карте видел? Его ногтем мизинца накрыть можно. И ты хочешь соперничать с Империей, которая объединила не только венедов, а и заведеев?

– Нет, я хочу соперничать лишь с тобой, худшим из нашего выводка! Среди твоих воевод не найдется полководца, равного Атаману. Золотой Мост – это новейшее оружие, это кузня, способная вооружить в краткий срок любую армию. Мятежник зажжет в сердцах твоих подданных пламя бунта. А ты мне про какие-то земли говоришь. Назовись ты хоть трижды Императором, останешься все тем же Мечтателем. А мечтами войны не выиграешь!

– Так почему же до сих пор вы так ничего мне не сделали?

– Потому что еще надеемся, что в тебе проснется разум. Каким бы ты ни был, ты – наш брат. Я не хочу войны. Это ты меня к ней толкаешь.

– Первые разумные слова, – вновь услышал я голос Ведьмы. – Жаль, что Книжник молчит. Обычно он выступал судьей в наших спорах. Но все мы давно не дети. Стоит поговорить, попытаться принять какое-то решение всем вместе, как в старые добрые времена.

– Золотые слова. – Бродяга встал и начал аплодировать. – Воистину иногда и женщины изрекают мудрые мысли. Даже красивые женщины. Неужели вы готовы одним своим словом бросить на смерть тысячи простых людей? Это хуже, чем если бы вы взяли клинки и пошли убивать их собственноручно.

– А вот тебе вообще лучше бы не вмешиваться, – тут же вскипел Император. – Это дело между мной и моими братьями.

Атаман высказался резче:

– Заткнись и сядь, жэбрак. Мы не знали, кто стоит за Империей, теперь знаем. Сами разберемся, сами все решим.

Ведьма попыталась смягчить его слова:

– Мы ведь не пытались покарать за убийства одного из твоих братьев. И решение Палача уважали, хоть формально вполне могли его убить. Вот и вы все трое теперь дайте нам самим решить, как поступать.

– Это – дело нашего выводка, – подвел итог Механик.

– Мы можем спорить и грызться между собой сколько угодно, – добавил Мятежник. – Но кто тронет одного из нас, будет иметь дело со всеми восемью.

– Это справедливо, да, справедливо и по обычаям, – сказал Ловец, но при этом нахмурился.

– Нет уж, спасибо. – На лице Бродяги появилась паскудная ухмылка. – Жратвой не кормят, водкой не поят, милостыни не выпросишь. Чего я с вами теряю время?

Он развернулся и направился к двери, но, прежде чем выйти, обернулся и сказал:

– Ваши дела оставляю вам. А вот в мои не лезьте, не надо. Вас, конечно, восемь, но Охотник любил говорить: чем больше учеников, тем хуже каждый из них. Я подожду, чем у вас все закончится, а уж потом поговорю с теми, кто останется в живых. Егерь, пойдем.

В голосе его прозвучали властные нотки. Егерь дернулся встать. Странно, оказывается, он привык подчиняться брату. И все же остался на месте.

– Хочу посмотреть, чем закончится это представление, – пожал он плечами вроде бы небрежно, однако в голосе звучали еле заметные извиняющиеся нотки.

– Посмотри, брат, заодно потом и мне расскажешь, – милостиво разрешил Бродяга и вдруг прогнусавил: – Подайте несчастному калеке, люди добрые, живу в голоде, сплю в холоде. Пару медяков на пропитание.

– Гэть, покыдьок! – рявкнул Атаман.

– Добрый ты, чуб, – хихикнул нищий. – Не удивлюсь, если доброта твоя заведет тебя в могилу и следующий труп окажется твоим. Это даже хорошо будет. Одним идиотом от схимы на свете меньше станет.

С этими словами он и вышел, не дожидаясь ответа нашего брата, который уже начинал терять контроль над собой. Ноздри Атамана раздувались, как у норовистого коня. Пальцы побелели на рукояти сабли.

– Успокойся, брат, – попросила его Ведьма. И мягкий тон сестры, как в старые времена, сыграл свою роль.

Атаман опустил оружие, присел на стул. Остальные спорщики тоже сели. Бродяга послужил чем-то вроде громоотвода. Да, мы все еще оставались одним выводком, несмотря на Империю, Бочажскую резню, цены на металлы и прочих черных кошек, что бегали табунами между нами. Император, до сих пор споривший с Механиком до хрипоты, готов был встать с ним плечом к плечу даже не за жизнь Атамана, а просто чтобы наказать сквернослова. По крайней мере, мне так казалось.

Казалось, еще есть шанс прийти к общему решению. Казалось… э-эх, казалось. А вот Егерь не пытался как-то возражать нам, заступиться за своего брата. Просто надел каменную маску безразличия. Егерь. В каком же княжестве он был егерем до схимы? Очень уж его повадки напомнили мне Барчука. Лазутчик? Тогда ради того, чтобы получить информацию, он мог проглотить и не такое оскорбление. Ловец же сидел подавленный. Кажется, он только начал осознавать, чего лишился, потеряв братьев. Кто он теперь? Что весит его слово в споре схимников? Акын и Палач, умирая, могли надеяться, что братья за них отомстят. Ловец остался один и понимал это прекрасно.