Ребенок закончил сосать и отрыгнул. Ида бережно отняла его от груди и прикрылась осторожным, выверенным движением. Когда она заговорила, ее голос был напряженным, но сдержанным:

– Что толку в величественном замке и элегантно обставленных комнатах, если я не могу разделить их с отцом моих детей, за исключением редких мгновений, когда он возвращается, чтобы зачать очередного сироту при живом отце? Когда мы только поженились, мы всегда были вместе. Я просыпалась, и вы были рядом. Помню, я поднимала взгляд от вышивания и видела, как вы улыбаетесь Гуго в его колыбели, и мое сердце переполняла любовь. Я любила вас сверх всякой меры.

Роджер обратил внимание на прошедшее время, и ему показалось, будто он сидит на поминках.

– Любили… Значит, больше не любите?

– Люблю, но то, что некогда было полным, почти опустело. – Ида подозвала служанку, отдала ребенка, чтобы перепеленать, и снова повернулась к Роджеру. – В ваше отсутствие я поняла, что хотела бы стать мужчиной. Хотела бы поменяться с вами местами. Садиться на лошадь и скакать куда вздумается. Входить в пивную, не привлекая внимания, беседовать на рынке без служанки. Видеть что-то помимо каменной пыли, болота, раздутого живота и страха вечного ожидания.

– У вас есть крыша над головой, – нахмурился Роджер, – и все наши дети, милостью Божьей, живы и здоровы. Даже если нам пришлось затянуть пояса, чтобы собрать выкуп за короля, вы ни в чем не нуждаетесь.

– Да, – сухо согласилась она. – Вы щедры, милорд. Моя клетка – филигранной работы.

– Так чего вам не хватает для счастья? – начал гневаться он. Женские капризы неисповедимы. – Чего вы хотите?

– Не оставаться одной, – ответила Ида. – Это единственное, в чем я не нуждалась при дворе, но нуждаюсь сейчас.

– У вас есть служанки, дети и достаточно хлопот в поместье, чтобы не скучать без дела!

– Вы не понимаете, да? Вы никогда ни в ком не нуждались. Вы не…

Она умолкла при звуке фанфар. Выглянув в окно, Роджер увидел своих людей. Гуго, присоединившийся к ним где-то по дороге, скакал рядом, восседая на своей черной лошади. Паренек беседовал с Гамо и Оливером и время от времени жестикулировал. Гордость вспыхнула в солнечном сплетении у Роджера и вырвалась наружу.

Он наклонился и схватил Иду за руки.

– Мы еще поговорим об этом, – пообещал он. – Приехали мои люди, а вам нужно отдохнуть. – Он коснулся ее щеки. – У вас тени под глазами. Я вернусь, и мы вместе поедим, только вы и я, обещаю. – Он поцеловал жену в щеку, вышел из комнаты и спустился во двор, испытывая одновременно чувство вины и облегчение.

* * *

Когда Роджер ушел, Ида закрыла глаза, обхватив себя руками. Не этого она хотела и не так. Роджер прав, ей нужно отдохнуть. Роды истощили ее, и она знала, что стала плаксивой и капризной. Если бы он послал весточку вперед, она смогла бы подготовиться. А так все понеслось вкривь и вкось, словно соломинка, увлекаемая потоком. Ида высказала мужу то, что чувствовала, но собственные слова напугали ее, она произнесла их бездумно, а теперь они обрели плоть, и кто знает, к чему приведут? Ей следует безмерно радоваться, что Роджер благополучно вернулся из Германии домой, пусть лишь на мгновение, но все ее думы были о том, что утром он вновь оставит ее и уйдет на войну.

Посреди этой сумятицы чувств мысль о воссоединении с первенцем сверкала, как драгоценный камень. Возможность поговорить с ним, прикоснуться к нему… Но вдруг он не пожелает ее знать, и как тогда с ним сблизиться? Это все равно что тянуться к аппетитному блюду на пиршественном столе, прекрасно понимая, что оно может быть отравлено. Она готова пойти на риск, ведь, не отведав его, не сможет излечиться. А значит, нужно набраться смелости, и если это убьет ее, быть по сему.

Ида заставила себя встать и выглянуть в окно. Роджер вышел из дому и обнял Гуго. Он разговаривал с сыном как мужчина с мужчиной, и даже с верхнего этажа Ида видела, что мальчик отвечает с улыбкой. Гуго легче ее переносил отсутствие Роджера, но он унаследовал от отца способность замыкаться в себе и довольствоваться этим, в то время как она страдала без ласковых прикосновений.

Роджер что-то сказал, оба засмеялись и повернули к дому, и это зрелище только напомнило о том, чего ей не хватало в отсутствие мужа. В домашнем очаге горел огонь, и довольно ярко, но без Роджера он грел вполсилы. А как же иначе?

Замок Ноттингем, апрель 1194 года

Старшие бароны и военачальники Ричарда захватили несколько домов неподалеку от сторожевой башни замка Ноттингем. Роджер стоял у камина в одном из них, наслаждаясь ласковым теплом, и пил эль. На улице кукарекали петухи, возвещая блеклый весенний рассвет местным жителям, давно проснувшимся и сидящим как на иголках в ожидании прибытия крупных королевских сил.

Пока что ворота замка оставались закрытыми, и комендант крепости Уильям де Венневаль не желал их открывать. Вместо этого он начал обстрел из луков, арбалетов и пращей, когда королевская армия подошла к стенам, и отказался поверить, что Ричард лично явился возглавить осаду. Он заявил, что это блеф и его не обвести вокруг пальца.

Ричард поставил ряд виселиц и казнил несколько сержантов гарнизона, которых поймали за стенами крепости, когда армия только прибыла. Их тела вращались в первых лучах солнца, головы свешивались, руки были связаны за спиной. Жестокое предупреждение Ричарда вызвало новый залп снарядов и оскорблений, но к сдаче не привело.

Роджер поднял взгляд, когда открылась дверь и вошел Уильям Маршал. Как и Роджер, он был одет в кольчужную рубаху и чулки, на правом бедре висел меч, на левом кинжал. На голове у Маршала был развязанный подшлемник, и его лицо сохраняло обычное расслабленное и безразличное выражение.

Уильям взял кружку эля у оруженосца Роджера и, поприветствовав самого Роджера, произнес:

– Спасибо, что замолвили за меня словечко, милорд. Иные были убеждены, что я стал предателем.

– Я сделал что смог, – отмахнулся Роджер, – хотя ваше прибытие в распоряжение короля оказалось лучшим средством против злопыхателей.

Произносить имя Лонгчампа было не обязательно. Епископ Илийский не переставал требовать, чтобы Уильяма Маршала включили в число мятежников.

– Я был уверен, что вы не предатель. – Роджер пристально посмотрел на Уильяма. – Весть о смерти вашего брата опечалила меня. Я знал его много лет, упокой Господь его душу.

– Он давно хворал, – мрачно откликнулся Уильям. – Я уговаривал его свернуть с избранного пути, но он меня не слушал. – Маршал не то скривился, не то задумчиво улыбнулся. – Мой отец удерживал Мальборо много лет, и я жил там в детстве. Полагаю, брат вбил себе в голову, что если сможет удержать его для Иоанна, то потом замок вернется в семью, но неверно оценил положение и заплатил за это, упокой Господь его душу. – Маршал перекрестился и передернул плечами, как бы стряхивая груз, а после переменил тему: – Говорят, Господь благословил вас еще одним сыном.