...С утра я собрал офицеров на совет, префекта чуть не силой втащили, жирного кота. Руф мне порядочную позицию отыскал. Это Руф. Мы прикидываем так и этак, чтоб людей хватило. Людей, Аххаш, не хватает, а дерьма — аж по самые уши, котлом не вычерпать. Но вроде кое-что выходит. Туго выходит, риск большой, как у Нергаша под пяткой, а все-таки может получиться...

Тут явился Харр. Потом говорили мне: два десятка галиаров не выдержали марша, по канавам придорожным расползлись, в деревнях отлеживаются... Прибыл Харр днем раньше обещанного. Теперь дела пойдут на лад.

Я смотрю на него, а он ищет глазами, кто здесь старший командир. Подписывал же я послание к Харру, кого ему еще надо, понятно вроде? Все прочие отворачиваются от Харра, потому что они признали меня мастером. Я ему:

— Займи место, Харр. Сколько человек ты мне привел?

И ведь он не сразу ответил... Не верит, как это бывший Железный Волк и вдруг верховодит имперской армией! Тут меня самого пробрало: как быстро все вышло! Я их повел, и они все, а не только наемники, стали моей стаей... А в Империи дела иначе делаются, тут порядок другой. Смотрит на меня Харр во все совиные лупала и никак не возьмет в толк. Чужак — да какой чужак! — взял и перепрыгнул через десяток начальственных голов. Наверное, кое-кто из моих офицеров в тот миг припомнил, снасть камбалья: были, были условия самому сделаться старшим... у начальника преторской когорты зрачки куда-то в сторону убежали... он по чину старше меня, топляк гнилой. Ладно. Зайдем с другой стороны:

— Я квестор Империи, Харр. Ответь на мой вопрос!

Какая перемена! Стоило только подсказать, два слова произнести, и Законник нашел причину подчиниться.

Две полных когорты, восемьсот мечей. И полсотни всадников. Так. Значит, конных он меньше привел, чем обещали... И всего у нас будет тысячи две, а с этими силами, Аххаш, закрыть гарбалам путь у Регула Каструма можно.

Харр сел с нами и поинтересовался, что да как. Ему рассказали. Пошло дело дальше. Хорошо. Аххаш Маггот! Очень хорошо. Наллан Гилярус — сильный человек, но не гилярусами держится Империя, а руфами и харрами. Они здесь вроде хребта всему. Раз эти двое меня признали, значит, Империя признала меня.

А потом, не успели мы закончить, прибыл гонец из Лабий. Император Констанций Максим велит прекратить боевые действия...

Э? О!

Я сдал команду Септимию Руфу.

И вот мы трусим по старой имперской дороге. Константин — неразговорчивый, мне едва-едва знакомый человек, расспрашивать его, думаю, без толку. Я решил выяснить у Эарлин: почему он думает, что может совершить над нами обряд?

Оказывается, ученики Его получили чудесную силу совершать многое, и такой обряд в том числе. Что-то вроде того пара над котлом, — Эарлин, помню, рассказывала, — только маленькое, потроха карасьи, совсем маленькое... А в темнице Элат передал это, не знаю, как назвать, Константину. И так быстро его, Элата, казнили, что даже рассказать ничего толком не успел. Пояснил только: мол, не узнал ты, и ладно, проси помощи у Него, и Он сам будет водить твоими руками, сам положит нужные слова на язык. Соединяй и разрешай, мол, тебе позволено. Только не задавайся. Ты, мол, сделан из того же мяса и тех же костей, что и все люди...

Мы тряслись на лошадях день и полночи, почти не отдыхали. За две стражи до рассвета я слез с Чалого у дверей префектова дома в Лабиях.

Не знаю, какое предчувствие подняло ее с постели посреди ночи. Видно, Ланин может издалека узнавать о моем приближении. Она была одета и ждала меня во дворе. Луна бледной пеленой лежала на ее зеленом одеянии... Стиснула в объятиях. Так, что бусины на груди Ланин впились в мою грудь. Мы долго не могли сказать ни единого слова. Аххаш! Да как можно! Ведь это вроде странной и величественной магии: будто у меня отрубили кусок тела, а потом пришла пора приращивать его обратно; моя плоть смыкается с моею же плотью, выпускает невидимые нити, нити соединяются и притягивают одно к другому. Зарастают раны, исчезают шрамы и рубцы... Мы — одно. Девочка... Мой корабль возвращается в твое море.

— Никто не делил со мной ложе, Малабарка, пока ты воевал. Ты должен знать это.

Видно, не забыла моя Лоза, как я уезжал и какая язва терзала мои потроха.

— Я люблю тебя. Я вернулся, как обещал, целым и невредимым.

Она ничего не спрашивала, словно была ко всему готова. Долго приглядывалась к Константину. Или, вернее... прислушивалась... не пойму. Вид у нее был чудной. Вроде... ухо к стене прикладывает, хочет расслышать что-то... Аххаш... только стены в помине нет. Потом успокоилась, разобрала, видно: есть у него внутри нечто, может Константин совершить обещанное. Имеет такую силу.

Гиляруса не стали будить. Зажгли светильники. Константин вынул из дорожной сумки два венка, сплетенных из придорожных трав. Один дал Эарлин, держи, мол, над головой Малабарки. Другой — сторожу, того любопытство мучило, что за обряд такой, вот и согласился участвовать. Сторож держал венок над головой Ланин. Константин прочитал коротенькую молитву. Потом сказал:

— Творец! Посмотри на нас! Я соединяю двух людей под твоей рукой.

Только успел Константин выговорить последнее слово, и впрямь Он заглянул к нам в души... Передать невозможно, как это. На тебя смотрит не один человек и не десять, а что-то огромное, невыразимо огромное... целый мир. Люди, поля, леса, города, зверье, все сразу, и еще нечто сверх того... Если б ожил мой отец, сделался размером с гору и захотел бы мне улыбнуться, мол, не робей, сынок, у тебя за спиной несокрушимый победитель, и он тебя любит... Вот так я почувствовал Его взгляд. Ланин потом говорила, что у нее был свет и счастье, словами тоже трудно объяснить, у нее было иначе, но и она почувствовала присутствие Бога.

Константин достал два грубых колечка из простой меди и дал нам.

— Малабарка и Ланин, помните одно. Людей можно обмануть, а Его обмануть нельзя. Совершаемое сейчас, совершается перед лицом Его. Ложью, неверностью, леностью, предательством вы с этого мига не просто оскорбите друг друга. Вы оскверните союз, заключенный Им, хотя на земле для этого понадобился я. Будьте нерасторжимы. Любите друг друга. Теперь скажите, хотите ли вы стать мужем и женой навсегда, до самого конца жизни?

Ланин:

— Мы и так...

— Да или нет?

— Да! — ответили мы в один голос.

— Хорошо. Эарлин и... ты. Венки положите им на головы. Малабарка и Ланин, теперь наденьте друг другу эти кольца. Будете звеньями одной цепи.

Мы надели.

— Бог был вашим свидетелем. Отныне связываю вас как мужа и жену.

Взгляд Его перестал быть осязаемым. Кончено. Только что Творец был со мной, теперь со мной губы Ланин.

Стояла ночь. Но я чувствовал другое. Как будто глубина тьмы уже миновала, как будто ушло размытое утро, и в двух шагах от меня медленно, словно лодка, идущая против течения, поднимается к зениту золотое солнце. И мы с моей Лозой, усталые гребцы, вместе с солнцем почти добрались до зенита...