– Но почему в таком случае наши родственники не уберут щит? – удивился Гилтас.

– Они боятся того, что находится за ним. К несчастью, они отчасти правы. Эльхана и ее войско недавно имели решительное сражение с силами великанов-людоедов, это случилось как раз в ночь того страшного шторма. Если бы Стальной Легион не пришел к ним на выручку, они бы все погибли. Но, как бы то ни было, сын Эльханы, Сильванеш, был захвачен великанами, по крайней мере она так думает. Он был послан за подмогой к людям и пропал без следа. Мать горюет о нем как о мертвом.

– Мама мне ничего не рассказывала об этом. – Гилтас нахмурился.

– Видишь ли, Келевандрос сообщил ей, что маршал Медан усилил бдительность и она теперь может доверять лишь своим домашним. Лорана полагает, что любой слуга, кроме самых проверенных, может донести на нее. Она почти не сомневается, что за тобой следят, даже когда вы с ней остаетесь вдвоем. А Лорана не хочет, чтобы Рыцарям Тьмы стало известно об ее контактах с Эльханой.

– Возможно, мама права, – согласился король. – Единственный, кому доверяю я, – это мой слуга Планкет, но он доказал свою верность мне многими годами службы. Итак, значит, Сильванеш погиб, убит великанами-людоедами. Бедный парень. Боюсь, смерть его была мучительной. Будем надеяться, что страдал он недолго.

– Ты когда-нибудь встречал его?

Гилтас покачал головой:

– Он родился в таверне «Последний Приют» в Утехе уже во время изгнания Эльханы. Я никогда не видел ее после этого. Мама рассказывала мне, что мальчишка был очень похож на Портиоса.

– Его смерть делает тебя наследником обоих престолов, – задумчиво произнесла Кериан. – Беседующий-с-Солнцами-и-Звездами. Красиво.

– Именно об этом всегда мечтал сенатор Рашас, – усмехнулся Гилтас. – На самом деле, мне кажется, я стану скорее Беседующим-с-Мертвыми.

– Не говори таких гадких слов! – воскликнула Кериан и сотворила знамение против зла – нарисовала пальцами в воздухе круг, как если бы хотела поймать в него «гадкие» слова. – Ты… в чем дело, Серебряное Крыло?

Она обратилась так к эльфу, который только что вошел в комнату. Тот едва успел начать объяснения, как был прерван овражным гномом, ворвавшимся к ним в состоянии крайнего возбуждения, если судить по исходившему от него запаху.

– Моя говорит! – негодующе вскричал он и стал отталкивать эльфа. – Моя смотрел! Ее так сказала! – Он показал на Кериан.

– Ваше Величество, – эльф отвесил глубокий поклон королю, прежде чем обратиться к Кериан, своему командиру, с донесением. – Прибыл король Торбардина.

– Его здесь! – громко объявил овражный гном. Хотя он и не говорил на эльфийском, но знал его достаточно, чтобы понимать, о чем идет речь. – Моя его приводит сюда?

– Спасибо, Понс, не надо. – Кериан легко поднялась и поправила меч, висевший на поясе. – Я выйду к нему. Будет лучше, если вы, Ваше Величество, останетесь здесь, – добавила она. Их брак был тайной даже от эльфов, находившихся под ее командованием.

– Большая-большая, главная гном! Его носит шляпу! – Понс был подавлен великолепием своего гостя. – Его носит туфлю! – Подавлен вдвойне. – Моя никогда не видела гномов в туфле!

– Король прибыл в сопровождении четырех телохранителей, – продолжал докладывать эльф. – Как вы приказывали, мы проследили за их передвижениями от самого Торбардина.

– Настолько же ради их безопасности, насколько ради вашей, Ваше Величество, – быстро вмешалась Кериан, видя, как потемнело от гнева лицо Гилтаса.

– Они ни с кем не встречались, – продолжал эльф, – и никто за ними не следовал.

– Кроме вас, – саркастически заметил Гилтас.

– Осторожность не повредит, Ваше Величество, – снова сказала Кериан. – Тарн Грохот Гранита – новый вождь кланов Торбардина. Его правление протекает безопасно в пределах этой страны, но у гномов также есть предатели, как есть они у нас, эльфов.

Гилтас глубоко вздохнул:

– Я мечтаю о том дне, когда это будет не так. Надеюсь, гномы не заметили, что вы идете за ними по пятам?

– Они видели свет звезд, Ваше Величество, – гордо ответил эльф. – Они слышали шум ветра. Но они не видели и не слышали нас.

– Его говорит, что любит наши напитки, – с важностью вставил овражный гном. Его лицо сияло гордостью, хотя этот блеск можно было с легкостью отнести на счет жира того гуся, которого он только что ощипывал. – Его говорит, что у нас очень отличные напитки. Твоя хочет попробовать? – предложил он Гилтасу. – А то твоя очень грустный.

Кериан и эльф вышли, уведя с собой овражного гнома. Гилтас остался в одиночестве, грустно глядя на пламя свечи, дрожавшее при каждом колебании воздуха. Под его ногами по-прежнему вздрагивала земля, и Гилтасу стало казаться, что это мир содрогается вокруг него. Темнота царила вокруг, и крохотный огонек свечи был единственным источником света, да и тот мог легко погаснуть от его неосторожного дыхания. Так же легко могло пропасть все. Возможно, в эту минуту маршал Медан входит в спальню Гилтаса, ворошит подушки, обнаруживает, что короля нет, арестовывает Планкета и начинает допытываться, куда делся король.

Страшная усталость внезапно навалилась на Гилтаса. Усталость от двойной жизни, которую он вынужден был вести, усталость от лжи и уловок, усталость от беспрерывного притворства. Он будто все время играл на сцене и не имел права отдохнуть за кулисами. Он даже стал бояться крепкого сна, в котором мог проговориться о чем-то таком, что могло бы погубить их.

Он боялся не того, что ему придется страдать. Префект Палтайнон предусмотрел все, как и маршал Медан. Гилтас был нужен им на троне, послушная кукла, привязанная ниточками, за которые они дергали. Если они обнаружат, что кукла перерезала свои ниточки, они просто завяжут их заново. Он останется королем. Они сохранят ему жизнь. Погибнет Планкет, которого они замучают до смерти, требуя рассказать то, что ему известно. Лорану они, быть может, и не осмелятся казнить, но наверняка отправят в изгнание, объявив ее, подобно старшему брату, темным эльфом. Кериан будет схвачена непременно, недаром Медан публично объявил, какая страшная смерть ее ждет, попадись она ему в руки.

Нет, Гилтасу не придется страдать, если, конечно, не называть страданием то, что его заставят смотреть на муки тех, кого он любил больше жизни, и лишат всякой возможности им помочь. Пытка, возможно, худшая из всех страданий.

Из темноты комнаты на него поползли его старые враги: страх, неверие в свои силы, самобичевание. Он чувствовал, как их ледяные руки сжимают его грудь, проникают к нему в самое сердце, вытягивают и перекручивают его внутренности. Он слышал их хриплые шепоты о неизбежном возмездии, страшные пророчества смерти и всеобщей гибели. Он не справится со своей задачей. Он не создан для этого. Он не может больше продолжать борьбу. Вступить в нее было безрассудством с его стороны. Он подверг своих близких такому страшному риску! Каждую минуту все может открыться. Медан всегда все знает. Может, если Гилтас прямо сейчас вернется и во всем признается, маршал все уладит. Он прокрадется к себе в спальню, и никто никогда не узнает, куда он ходил…