Ох какое будет путешествие!

Патрик приподнял карты, и на столе в свете голой кухонной лампочки заблестело хромированное дуло револьвера. Это всего лишь вежливая форма обращения к людям. Чтобы ему не сказали «нет».

А неподалеку лежал костюм для рая.

Костюм для рая нужен, чтобы не пришлось никого принуждать.

Чтобы ему сказали «да». Чтобы сразу согласились за ним пойти.

Он всегда мечтал о групповом путешествии.

Три цифры на двери кабинета приветливо встретили Лудивину, вернувшуюся после обеденного перерыва: «666».

Было похоже на номер вызова какой-нибудь экстренной службы.

«Номер, чтобы бросить вызов», – поправилась она in petto[61].

Ночное нападение почему-то совсем не давало о себе знать: Лудивина не чувствовала ни подавленности, ни опустошения и не понимала, в чем тут причина – то ли в таблетках доктора Леманна, то ли в возможности снова погрузиться в работу с головой. Разумеется, за несколько часов размышлений она в полной мере осознала, что ее жизнь была в руках психопата, всецело зависела от его прихоти, катилась фишкой по игорному столу, и ее пробирала дрожь, но это было еще не самое худшее. Ужаснее всего был сам факт его вторжения. Он вломился к ней в дом. Этот гад проник в ее личное пространство, пока она расслаблялась в горячей ванне. Он видел ее голой, смотрел, как она корчится на мокром кафеле, прошелся по квартире, облапал вещи, вел себя по-хозяйски – вот что было для Лудивины абсолютно нестерпимо. Она не находила разумного объяснения, но это было именно так. Близость смерти ее напугала – не более того. Самым сильным потрясением стало нарушение естественного хода вещей, осквернение чужим присутствием привычного, отлаженного и надежного быта.

Нет, психологической травмы ей это не нанесло. Только поцарапало.

Гильем вернулся позже всех, сияя улыбкой от уха до уха, – он пообедал в компании с невестой. И Лудивина опять заблудилась в собственных чувствах – то ли завидовала счастливому влюбленному, парящему на своем облачке, то ли ее воротило от этой слащавой идиллии после пережитого ночью кошмара. Она предпочла не углубляться в самоанализ на эту тему из опасения прийти к выводу, что все-таки завидует. Лудивина никогда не считала себя романтической барышней и меняться не собиралась, уж точно не при нынешних обстоятельствах.

Она снова позвонила Себастьену Вассеру из версальского РУСП – он обозвал ее маньячкой, но пообещал прислать исчерпывающую информацию по делу ближе к вечеру. После этого Лудивина окинула взглядом разноцветные папки, которыми были заставлены все полки в кабинете. Папки были повсюду – дела, состоящие всего из пары десятков страничек, и толстенные тома, скрепленные несколькими резинками, чтобы не развалились. Она присела на корточки, быстро читая названия на розовых, голубых, желтых и зеленых корешках, и остановилась на материалах захвата Михала Баленски 10 мая на его ферме.

В очередной раз Лудивина подумала о Диане Кодаэр – теперь уже с глубочайшей скорбью и с таким душераздирающим сочувствием к страданиям девочки-подростка, что у нее свело живот от переживаний. Теперь она знала, каково это – оказаться беспомощной перед лицом палача, не иметь возможности защищаться и четко понимать, что спасение невозможно, все кончено.

Слезы вдруг покатились по щекам сами собой, и Лудивина прижала ко рту кулак, чтобы задушить всхлипы. Не время раскисать.

Все-таки она гораздо уязвимее, чем привыкла о себе думать. Мерзавцу удалось выбить ее из колеи…

Лудивина вытащила папку с полки и села за свой стол. Перед тем как погрузиться в чтение, она украдкой покосилась на Гильема и Сеньона – вдруг они заметили ее приступ слабости. Оба сидели, уткнувшись носом в экраны компьютеров, но она все же успела перехватить взгляд Сеньона. Он сделал вид, будто ничего не заметил, но было ясно, что от него не укрылись ее слезы…

Все группы, участвовавшие в задержании свежевателя, составили подробные отчеты. Обобщающий рапорт Гильема соответствовал правилам.

Лудивина взялась за протокол показаний Жан-Луи Эрто.

Михал Баленски был параноиком и постоянно держал под рукой заряженное оружие. Едва услышав грохот выбитой двери и крик «Жандармерия!», он схватил дробовик. Дробь задела левое плечо и голову Эрто по касательной, чудом не попав в офицера, который находился прямо за ним. Эрто увидел Баленски, спрятавшегося за креслом с высокой спинкой, и, опасаясь за свою жизнь и за жизнь своих людей, которые только вошли в прихожую и были как на ладони, произвел ответный выстрел. Понимая, что Баленски перезаряжает дробовик и может перебить их, как кроликов, Эрто не стал тратить время на точный прицел. Вопрос стоял так: либо он или кто-то из его офицеров, либо Баленски. Поэтому он поспешно выстрелил, не целясь, в надежде, что пуля попадет преступнику в плечо и помешает ему держать оружие. Еще он подумал, что, если пуля попадет ему в грудь, «так тому и быть» – вот подлинные слова Эрто. Но пуля попала Баленски в голову.

Еще двое жандармов рефлекторно открыли огонь, чтобы прикрыть отступление, как только увидели вспышки выстрелов. Но их пули вошли в стену гостиной, никого не задев.

«Очень жаль», – в очередной раз с досадой подумала Лудивина. Психологический профиль Михала Баленски сильно отличался от профиля Кевена Бланше – первый был менее фанатичным, погруженным в собственные извращенные фантазии, жестоким эгоцентриком и убийцей нарциссического склада. Ей казалось, что у преступника такого типа легче было бы выудить сведения о том, кто свел его с Кевеном Бланше, чтобы наладить торговлю человеческой кожей…

Где Баленски с Бланше могли познакомиться? В тюрьме? Нет, это предположение она отмела сразу, так же как и встречу в психиатрической больнице. Оба лечились в стационарах, но всегда в разных. Бывает, что кто-нибудь из персонала переходит из больницы в больницу; надзиратель, к примеру, отслужив в одной несколько лет, может перевестись в другую. Но Гильем прогнал все списки через программу Analyst Notebook, а если человек и может ошибиться, то машина никогда. Совпадений не было. Ни один из членов персонала психиатрических больниц, в которых проходили курсы лечения Кевен Бланше и Михал Баленски, не работал с ними обоими. Их встреча состоялась не там.

А где тогда? В преступной среде? Это было маловероятно: если исключить крупные преступные группировки, более или менее организованной криминальной сети не существует, разве что тюремные сообщества. Но эту тему Гильем тоже проанализировал. Он внес в базу сроки заключения Бланше и Баленски, составил списки тех, кто находился в тех же тюрьмах в то же время, и не обнаружил никаких пересечений. Ничего.

Что касается крупных преступных группировок, Бланше и Баленски не вписывались в них ни по психологическому профилю, ни по биографии.

Лудивина задержалась на рапортах о гоу-фасте. Тогда все происходило слишком быстро: Баленски утром пулей примчался в Ла-Курнев… Неужели он так паниковал? Настолько, что был готов перерезать горло своему «союзнику» в любой момент? ГФЛ не позвонил, чтобы сообщить о благополучной доставке товара – и Баленски сразу рванул его убивать? Да. Без малейших сомнений. Ему было что скрывать – и это меньшее, что можно о нем сказать. Других объяснений его быстрой реакции на провал гоу-фаста нет. Не дождался звонка и взял ноги в руки.