Григорий Орлов бросился к окну. Так и есть – по двору метались преображенцы и гарнизонные солдаты. Примкнув штыки, они избивали и тут же крепко связывали офицеров и кавалергардов. А вот это уже был конец, и через минуту-другую трусливые сволочи ворвутся во дворец и откупятся перед голштинским выродком императрицей и его головой…

– А вот и нет, хрен вам! Вы еще пожалеете… – Григорий глухо выругался и бросил взгляд на Екатерину Алексеевну. Глупая баба безвольной куклой лежала на кровати, и толку с нее не было.

– Ну, ничего, я тебе еще послужу! Сегодня же на престоле опять будешь. Убью я Петра! – глухо пробормотал цалмейстер, засунул за пояс пару пистолетов и обнажил шпагу. Затем Григорий Орлов резко открыл дверь и быстро вышел из опочивальни.

Через несколько минут к комнате, где лежала императрица, подбежали преображенцы. Оттеснив в сторону вставших хрупкой и ненадежной преградой фрейлин, командовавший гвардейцами прапорщик решительно заглянул в спальню и, удовлетворенно хмыкнув, тихо закрыл дверь.

– Государыня не должна выходить из опочивальни, – громко произнес молодой офицер, – и, чтобы ей никто не помешал, караул будет находиться у дверей неотлучно, до самого прибытия в Петергоф нашего законного государя императора благоверного Петра Федоровича…

Петергофский тракт

Петр неспешно ехал по грунтовой дороге – было давно светлым-светло, по утренней прохладе его отдохнувшие солдаты шагали бодро. Однако Петр был невесел – кто часто садится на гвоздь, тот редко смеется. Ведь так гласит французская народная мудрость…

Вошло уже в привычку рабочий день с полуночи начинать, а заодно и армию ночными марш-бросками выматывать. Но солдаты вели себя молодцами, морды веселые. Лишь голштинцы изредка роптали, мол, все воюют, как люди, и лишь нас по ночам таскают, а подраться толком не дают.

Однако и у них изменения пошли кардинальные – позапрошлой ночью уходили из Ораниенбаума квелые, на победу почти и не надеясь, а сейчас весело шлепали башмаками, ночную пыль взбивая. Однако стоило Петру обогнать колонну, как разом оживились его солдаты, веселыми криками монарха преследуя. Другими стали, совсем другими…

Через два часа марша войска встали на привал, и тут к Петру подскакали казаки из полка Данилова. Новости обрадовали императора, он заулыбался, как довольный кот, и что-то замурлыкал себе под нос.

Рассвело полностью. Птички весело порхали по деревьям, а солнце уже хорошо прогрело воздух. Благодатное наступило время – ровно середина лета. И воевать больше не надо будет – казаки уже сообщили, что в Петергофе выступили преображенцы и повязали всю мятежную головку, арестовав заодно и императрицу Екатерину Алексеевну.

Получив такую приятную для всех новость, Рык немедленно приказал встать войскам на длительный привал и хорошо позавтракать. А сам завалился на повозку, тут же был накрыт одеялом предупредительным Нарциссом. Однако уснуть не удалось, и, промучившись полчаса, Петр поднялся с импровизированного ложа.

Его доблестное воинство с большим нетерпением дожидалось обещанного обильного завтрака. А пожрать было что – и с собой большой обоз из Гостилиц прихватили, чтоб нужды в дороге не иметь ни в чем, да и здесь уже казаки большое число повозок перехватили с провиантом для нужд гвардии и дворцовых в Петергофе…

Вдоль опушек рощиц кучковались у ротных флагов его гвардейцы, веселая и разноголосая речь, шутки, а на лицах радость от первого, да к тому же изрядного харча. Кормежка была знатная, каптенармусы просто с ног сбились, всех царским завтраком наделяя. Царским и в прямом, и в переносном смысле. Измайлов полсотни подвод увел с Гостилиц и Ригельсдорфа, ограбив поварню и кладовые почти полностью.

Какая уж тут щи да каша, пища наша – поглощали солдаты копченых кур и гусей, окорока и буженину, разрывали караваи белого пшеничного и кругляши черного ржаного хлеба, смачно хрустели огурцами прошлогоднего засола. Запивали все это великолепие шипучим игристым квасом и холодной колодезной водицей, хотя в котелках кое-где заваривали и крепкий чай.

У казаков рацион был еще богаче – ушлые донцы где-то с подвод утащили уйму паровых стерлядок и вареных раков с выпученными глазюками и теперь с удовольствием обсасывали клешни. Впрочем, тех же стерлядок плюс жареное мясо ели и господа офицеры, и желтые, как канарейки, голштинские гусары им тоже внимание оказывали.

А сербы поглощали трофейный гвардейский рацион – обжарили на кострах тетеревов и прочую лесную дичь, добавили к этой благодати котлы пшенной каши с салом и устроили себе небольшой праздник.

Неплохо обустроились воронежцы и кирасиры с драгунами. Распластали тесаками огромные свиные туши на добрые куски и теперь жарили их на углях. И такой запах жареной свинины на всю округу шел, что впору собственными слюнями захлебнуться. Этакий пикник!

Но главное было в другом – в каком-то произвольно установленном порядке меж ротами бегали каптенармусы с толстыми кожаными флягами и щедро наделяли всех служивых законной чаркой водки. Причем и добавку наливали, если кто-то сильно просил.

Петр разрешил это специально, чтоб солдаты от марша побыстрее отдохнули да прошлые тяготы забыли. В общем, в царском войске царил всеобщий праздник желудка.

Петр был полностью удовлетворен обходом воинства – солдаты сытые, здоровые, уверенные в себе. И, судя по взглядам, которые они на него кидали, он стал для них вроде редкостного талисмана, приносящего удачу и успех в любом деле. От такой мысли он засмеялся, а сам тоже почувствовал сильный голод.

Завтрак ему накрыли на том же барабане, чисто солдатский – шматок обжаренной на углях свинины, теплый парниковый огурец, приличных размеров балычок, краснобокая редиска с зеленым лучком, толстый ломоть ржаного хлеба и малая стопка водки для поднятия аппетита.

Петр чуть пригубил водочки и отдал стопку адъютанту, вручив тому и половину хлеба с балыком. Офицер чиниться не стал, лихо хлобыстнул, кхекнул от удовольствия и с аппетитом стал вкушать предложенное.

Позавтракав, император соизволил закурить папироску и от царской щедроты угостил своих свитских офицеров. За три дня Петр вымуштровал их капитально – теперь никто не рисковал курить в его присутствии, за исключением тех редких случаев, когда император сам предлагал всем коробку с папиросами. Но все брали только по одной папиросе. Про запас никто уже не хапал, чинность соблюдали.

Чуть попозже отмытый вчера вечером Нарцисс принес Петру горячий кофе и сыр. Император неторопливо испил пару чашек – а зачем ему спешить. Время на них работает, войска с трех сторон Петергоф оцепляют, и через пару часов оттуда ни одна сволочь уже не выползет, если в какой-нибудь щели сейчас еще и затаилась. Да и флот паруса в море распустил – вот полное колечко и замкнулось.

И еще одно обстоятельство удерживало Петра от отдачи приказа на занятие Петергофа – убийств и казней лишних не хотелось в горячке понаделать.

А не дай бог, кто-то все же решит сопротивление сдуру оказать, ведь тогда войска удержать от беспощадной расправы над всеми мятежниками будет трудно. И так победит, сидючи на месте, как в анекдоте одном – «лучше полчаса подождать, чем пять часов упрашивать».