непроницаемое выражение. Это показалось Рейнольдсу обидным, и он взорвался:

— Вы что, так и собираетесь всю ночь здесь стоять? Вы намерены что-нибудь предпринять или нет, черт возьми?

— Любая пчела может ужалить один раз в жизни, — задумчиво произнес Меллори. — Прошу вас впредь не говорить со мной таким тоном. Что я должен делать, по-вашему?

— Как это, что? — Рейнольдс пытался взять себя в руки. — Найти сукина сына, который это сделал.

— Найти его будет нелегко, — заключил Меллори. — Я бы даже сказал, невозможно. Если убийца из лагеря, то он благополучно вернулся на свое место. Если он пришел из леса, то сейчас он уже далеко и с каждой секундой удаляется от нас все дальше. Пойдите разбудите Андреа, Миллера и Гроувса. Пусть придут сюда. Затем оповестите о случившемся майора Брозника.

— Я расскажу им, что случилось, — с горечью сказал Рейнольдс. — И еще я скажу, что этого бы не произошло, если бы вы меня послушались. Но ведь вы этого не сделали, верно?

— Я был не прав в отличие от вас. А теперь выполняйте приказ.

Рейнольдс помедлил. Он был явно на грани срыва. Негодование и недоверие сменяли друг друга на его возбужденном лице. Однако что-то во взгляде Меллори заставило его взять себя в руки. Он недовольно кивнул, повернулся кругом и вышел.

Меллори подождал, пока он скроется за углом, достал фонарик и начал внимательно изучать покрытую ледяной коркой поверхность снега у входа в барак. Внезапно что-то привлекло его внимание. Он присел на корточки и наклонился, поднеся фонарик вплотную к земле.

След был едва заметным. Отпечаталась только передняя часть подошвы правого ботинка. Но рисунок был отчетливо виден: три расположенных друг под другом уголка. Верхний уголок был наполовину стерт. Меллори быстро пошел в сторону леса и обнаружил еще два таких же отпечатка на снегу, пока ледяной наст не уступил место мерзлой земле, такой твердой, что даже колеса автомобиля не оставили бы на ней следов. Меллори вернулся назад, аккуратно затерев носком ботинка все три обнаруженных им отпечатка. Скоро появились Рейнольдс, Андреа, Миллер и Гроувс. Майор Брозник со своими людьми подошел чуть позже.

Они внимательно обследовали радиорубку в надежде обнаружить улики, но их не было. Скрупулезно, стараясь ничего не упустить, они осмотрели снег вокруг барака, но никаких подозрительных следов не обнаружили. Получив мощное подкрепление из нескольких десятков заспанных партизан, они немедля приступили к осмотру всех строений лагеря и окрестностей. Ничего обнаружить так и не удалось.

— Надо объявить отбой, — произнес наконец Меллори. — Похоже, ему удалось уйти.

— Вероятно, — согласился майор Брозник. Он был очень расстроен и сердит. Ему казалось невероятным, чтобы такое случилось в его лагере. — Надо будет удвоить число дозорных на оставшуюся ночь.

— Не имеет смысла, — сказал Меллори. — Наш приятель не вернется.

— «Не имеет смысла», — передразнил его Рейнольдс. — То же самое вы говорили по поводу бедняги Саундерса. А где он теперь? Мирно спит в своей постели? Черта с два! Он на том свете! И незачем говорить, будто…

Андреа угрожающе заворчал и двинулся навстречу Рейнольдсу. Но Меллори жестом остановил его:

— Конечно, вы здесь командир и вам решать, майор, — произнес Меллори. — Простите, что не дали вам и вашим людям спать. Увидимся утром, — он невесело улыбнулся. — Благо, ждать осталось недолго. — Он повернулся, чтобы уйти, но вдруг на его пути возник Гроувс. Тот самый Гроувс, чье благодушие обычно так выгодно отличало его от Рейнольдса, теперь был вне себя от ярости.

— Выходит, он просто так ушел и дело с концом? Смылся, исчез навеки и все?

Меллори задумчиво посмотрел на него и сказал:

— Не думаю. Я бы так не сказал. Скоро мы его найдем.

— Скоро? Еще до того, как он умрет от старости?

Андреа посмотрел на Меллори. — Через двадцать четыре часа?

— Скорее.

Андреа кивнул, и они с Меллори зашагали к гостинице. Рейнольдс и Гроувс проводили их взглядом и, тяжело вздохнув, мрачно переглянулись.

— Вы только посмотрите на них! Идут и мирно беседуют, словно ничего не случилось с беднягой Саундерсом. — Гроувс покачал головой. — Им наплевать. Им абсолютно все равно!

— Я бы так не сказал, — вмешался стоящий рядом Миллер. — Они делают вид, будто им все равно, а это не одно и то же.

— Лица, словно деревянные маски, — в сердцах добавил Рейнольдс. — Они даже не сказали, что им жаль Саундерса!

— Видите ли, — терпеливо произнес Миллер, — разные люди по-разному реагируют на одинаковые обстоятельства. Я согласен, что в подобной ситуации скорбь и негодование естественны, но если бы Меллори и Андреа тратили время и силы на подобную реакцию по каждому такому поводу, от них давно бы ничего не осталось. Поэтому они предпочитают действовать. И убийца вашего друга неминуемо получит свое. Возможно, вы не обратили внимания, но смертный приговор ему только что прозвучал.

— Откуда вы знаете? — недоверчиво спросил Рейнольдс. Он кивнул в сторону Меллори и Андреа, которые как раз входили в барак. — Они об этом и словом не обмолвились.

— Телепатия.

— Что это значит?

— Долго рассказывать, — устало заметил Миллер. — Напомните мне утром.

ГЛАВА 6. ПЯТНИЦА. 08:00 — 10:00

Раскидистые заснеженные кроны высоких сосен, окружавших лагерь майора Брозника, переплетаясь, накрывали поляну почти непроницаемым покровом, сквозь который лишь кое-где кусочками проглядывало небо. Даже в солнечный летний полдень внизу был полумрак, а пасмурным ранним утром, спустя лишь час после восхода солнца, в лагере было почти невозможно отличить день от ночи. В столовой, где команда Меллори и майор Брозник завтракали, было настолько темно, что две коптящие керосиновые лампы не рассеивали мрак, а, скорее, сгущали его.

Сумрак комнаты как нельзя лучше соответствовал настроению сидящих за столом. Они ели молча, низко опустив головы, не глядя друг на друга. То, что произошло предыдущей ночью, растревожило всех, но особенно Рейнольдса и Гроувса, на лицах которых застыло выражение негодования и скорби по убитому Саундерсу. Они так и не притронулись к еде.

Довершал невеселую картину более чем скудный утренний рацион партизанской столовой. Две симпатичные партизанки, призванные под знамена маршала Тито прямо со школьной скамьи, поставили перед каждым по тарелке «поленты», весьма неаппетитного блюда из овсянки, и по стакану ракии, местной водки, отличающейся резким запахом и необычайной крепостью. Миллер поковырял ложкой в тарелке без всякого энтузиазма.

— Ну, ну, — пробурчал он себе под нос.