– Да, кажется, все нормально, – сказал Натт.

– Сколько просишь? – спросил кучер. – Отличная работка, вот что.

– Сколько? Сколько? Сколько? – повторил Натт, задумавшись. – Я принес вам пользу, сэр?

– А то, приятель. Я никогда еще не видел, чтобы лошадь этак ловко подковали.

– Значит, пользы достаточно, – сказал Натт. – А еще я попрошу отвезти меня и трех моих друзей обратно в Анк-Морпорк.

– И пять долларов, – вставил Трев, отрываясь от стенки, которую он подпирал, как только речь зашла об уплате.

Кучер хмыкнул.

– Многовато…

– Что? За ночную работу? Лучше, чем у Коренного и Рукисилы? По-моему, еще дешево.

Трева поддержало бормотание прочих зевак.

– Да я ваще в жизни ничего подобного не видела, – сказала Джульетта. – Если вы его, типа, попросите, лошадь танцевать будет.

Кучер подмигнул Треву.

– Ладно, парень. Что тут скажешь? Старина Хоботок – отличный конь, но с норовом. Однажды так брыкнул кучера, что тот сквозь стену прошел. Не думал я, что однажды увижу, как он стоит в кузне и поднимает ногу, что твоя собачка. Ваш приятель заслужил и деньги и поездку.

– Пожалуйста, возьмите коня, – попросил Натт. – Но держите покрепче – когда он отойдет от меня подальше, то, возможно, занервничает.

Толпа рассеялась. Натт старательно затушил горн и принялся складывать инструменты в сундучок.

– Если мы собираемся обратно, то лучше ехать теперь же. Кто-нибудь видел мисс Гленду?

– Я здесь, – ответила та, выступая из тени. – Трев, вы с Джу ступайте и займите нам места в омнибусе. Мне нужно поговорить с мистером Наттом.

– Ее светлость была здесь, – сказала Гленда, когда Трев и Джульетта ушли.

– Не удивлюсь, – спокойно ответил Натт, захлопывая крышку сундучка. – Через Сто Лат проезжают буквально все, а она много путешествует.

– Отчего ты сбежал?

– Потому что знаю, что будет дальше, – ответил Натт. – Я орк. И точка.

– Но пассажиры в омнибусе были на твоей стороне, – напомнила Гленда.

Натт пошевелил пальцами, и на мгновение выскользнули когти.

– А завтра? А если что-нибудь случится? Орк может оторвать человеку руку. Орк может оторвать человеку голову. Это все знают. И ничего хорошего не выйдет.

– Тогда почему же ты возвращаешься? – спросила Гленда.

– Потому что вы добрая. Потому что вы приехали за мной. Разве я мог отказаться? Но от этого не изменится то, что известно всем.

– Каждый раз, когда ты делаешь свечу или подковываешь лошадь, ты меняешь то, что известно всем, – сказала Гленда. – Ты ведь знаешь, что орки были… – она помедлила, – ну, вроде как созданы нарочно?

– Да, я читал.

– Тогда почему ты мне не сказал?! – взорвалась она.

– Какая разница? Мы – то, что мы есть.

– Но не обязательно же быть именно таким! – закричала Гленда. – Все знают, что тролли едят людей, а потом выплевывают. Все знают, что гном только и ждет, чтобы рубануть тебя топором по ногам. Но в то же самое время все знают, что это неправда. Орки не сами выбрали себе судьбу. Люди поймут.

– Но это такое страшное бремя…

– Я помогу! – Гленда сама удивилась скорости своего ответа и повторила уже тише: – Я помогу.

Угли в горне потрескивали, потухая. Огонь в кузне на большом постоялом дворе редко гаснет. Спустя некоторое время Гленда спросила:

– Ты написал те стихи для Трева?

– Да, мисс Гленда. Надеюсь, мисс Джульетте понравилось.

Гленда решила, что надо осторожненько объяснить.

– Знаешь, многие слова она не поняла до конца. Мне… ну, вроде как пришлось переводить.

«Что было нетрудно, – мысленно закончила она. – Большинство любовных стихотворений говорят об одном и том же, если отбросить завитушки».

– Вам понравилось? – спросил Натт.

– Да, стихи были чудесные.

– Я написал их для вас.

Он посмотрел на нее со страхом и непокорством, смешанными в равной пропорции.

Остывающие угли вдруг вспыхнули. В конце концов, у всякой кузни есть душа. Ответы выстраивались в голове у Гленды в ряд, как будто до сих пор ждали подходящей минуты. «Твой следующий шаг будет очень-очень важным, – сказала она себе. – Чрезвычайно, невероятно важным. И не гадай, как поступила бы Юная Мэри в дешевом романе, потому что Мэри придумал человек, чье имя подозрительно напоминает анаграмму. Мэри, в отличие от тебя, не настоящая».

– Пойдемте в дилижанс, – сказал Натт, подхватывая сундучок.

Гленда перестала раздумывать и разрыдалась. Нужно сказать, это были не жемчужные слезы, как у Юной Мэри, а большие и мутные, какие обычно проливает человек, который очень редко плачет. И вдобавок у Гленды потекло из носа. Зато не приходилось сомневаться, что слезы настоящие. Горничная Мэри ни за что не сравнилась бы с ней в этом.

Разумеется, тут Трев Навроде просто обязан был выйти из теней и сказать:

– Пора садиться… Эй, вы в порядке?

Натт посмотрел на Гленду. Слезы скрыть трудно, но она все-таки сумела улыбнуться.

– Кажется, да, – сказал он.

При езде на быстром дилижансе, даже теплой осенней ночью, пассажиры на крыше подвергаются воздействию температуры, способной заморозить даже дверную ручку. Поэтому в ход идут кожаные плащи и коврики – древние, толстые и вонючие. Выжить удастся лишь в том случае, если соорудить вокруг себя кокон побольше, предпочтительно прижавшись к кому-нибудь еще: вдвоем согреться проще, чем в одиночку. Теоретически это способно повести к фиглям-миглям, но деревянные сиденья и дорожные ухабы гарантируют, что в первую очередь пассажир будет с тоской думать о мягких подушках.

И потом, шел дождь.

Джульетта вытянула шею, чтобы посмотреть на заднее сиденье, но там виднелась только груда сырых ковриков – «наш ответ ночному холоду».

– Думаешь, они, типа, друг другу приглянулись? – спросила она.

Трев, который и сам по уши замотался в коврики, что-то буркнул, прежде чем ответить:

– Да я б сказал, что он ее просто обожает. У него всегда аж язык заплетается, когда он ее видит. А больше ниче не знаю.

«Несомненно, это очень романтичная ситуация», – подумала Гленда. Хотя происходящее вовсе не походило на то, о чем повествовала каждую неделю Анжебета Бодссль-Ярбоуз. Оно было куда более настоящим и очень, очень странным.

– Ты знаешь, что всех орков перебили после войны? – спросил Натт. – Даже детей.

«В романтичных ситуациях таких вещей не говорят, – подумала Гленда и мысленно добавила: – И все-таки это романтика».