не спал рядом со мной. Я ворочалась большую часть ночи, так что уверена, что услышала бы, как он пришел. Осознание того, что он этого не сделал, приходит медленно, вместе с множеством других сомнений, которые я пытаюсь отодвинуть в сторону.

Я принимаю душ, затем сушу волосы и наношу легкий макияж. Достаточный, чтобы скрыть темные круги под глазами и, конечно же, немного красной помады.

Броня сегодня особенно важна. Я натягиваю пару черных колготок и серое платье-свитер. Оно с открытыми плечами и свободное, но не мешковатое, скрывающее мою небольшую выпуклость. На данный момент моя беременность в некотором роде ни для кого не секрет. Сомневаюсь, что кто-нибудь из тех, с кем я работаю, упустил из виду тот факт, что я перестала пить кофе, хожу с батончиком мюсли и время от времени бегаю в туалет в неподходящее время. Несмотря на то, насколько натянуты наши отношения, мне кажется странным сообщить своему отцу, что я беременна. Он спал, когда я навестила его вчера, что, честно говоря, было облегчением. При самых благоприятных обстоятельствах нам с отцом особо нечего сказать друг другу.

Прежде чем спуститься вниз, я заглядываю в гостевую спальню, в которой спал Крю, когда он только въехал. Она пуста, кровать аккуратно застелена и не смята.

Я ошеломлена тем, насколько резко и сильно обрушивается паника. Я думала, что все будет в порядке, если отношения между мной и Крю когда-нибудь пойдут наперекосяк. Есть такая поговорка: ты никогда не узнаешь, как сильно чего-то хочешь, пока не потеряешь. Это не то, что я чувствую. Я уже знала, как сильно хочу его. Но не знала, что боль от возможности потерять его будет ощущаться так сильно, что я не буду готова к тому, что развалюсь на части.

Итак, я делаю то, что делаю всегда. Засовываю надоедливые эмоции подальше и принимаюсь за работу.

В офисе не так оживленно, как было бы в обычный четверг, но и далеко не пусто. Подготовка к февральскому выпуску идет полным ходом, и теперь, когда «руж» официально запустили, это стало моим профессиональным фокусом. Одобрение основы работы — от брендинга до найма — дало мне некоторую гибкость в том, сколько времени я трачу на совмещение двух своих начинаний. Так же как и реальность, в которой мне придется взять отпуск через несколько месяцев.

Лия подходит ко мне, как только видит, что я выхожу из лифта.

— Доброе утро!

— Доброе утро, — мое приветствие явно менее радостное, чем у Лии.

— Я так сожалею о вашем отце.

Я вздыхаю.

— Благодарю. Мы думаем, с ним все будет в порядке.

— О, хорошо. Как прошло ваше Рождество?

— Могло быть и лучше, — признаю я. — А твое?

— Было милым. Мои родители приехали в гости.

— Тогда тебе следует уйти. Я же сказала тебе взять сегодня отгул.

— Но вы здесь.

— Я справлюсь. Просто дай мне знать... —я поднимаю взгляд и вижу, что Лия больше не обращает на меня внимания. Она сосредоточена на чем-то позади меня.

Ком-то.

Я бросаю взгляд через плечо. И действительно, Крю выходит из лифта, который я покинула несколько минут назад, и направляется прямо ко мне.

В большинстве случаев открытая планировка удобна. Я могу быстро оценить, кто чем занимается. Различные отделы могут сотрудничать.

Прямо сейчас это чертовски неудобно. Больше людей, чем я предполагала, высовывают головы из кабинок и из-за перегородок, пытаясь разглядеть получше. Когда я раньше становилась предметом офисных сплетен, это было не из первых уст.

До сих пор.

Это развлечение в прайм-тайм.

— Что ты здесь делаешь? — огрызаюсь я.

Он хорошо выглядит. Он всегда хорошо выглядит. Только что принявший душ, чисто выбритый и одетый в отглаженный, накрахмаленный костюм, сшитый на заказ так, чтобы тот сидел идеально.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Сейчас? — снисходительного вызова в моем голосе было бы достаточно, чтобы заставить большинство людей сжаться. Крю не из таких людей.

— Сейчас, — его тон такой, какого я давно не слышала в свой адрес. Суровый. Холодный.

— Я занята.

— Я никуда не уйду.

— У тебя хватило наглости появиться здесь.

Крю делает вид, что осматривает офис.

— Может быть, есть встреча, на которую я мог бы пойти, пока я здесь?

Я свирепо смотрю на него. Он свирепо смотрит в ответ. Я разворачиваюсь на каблуках и направляюсь в сторону своего кабинета, не дожидаясь, пока он последует за мной. Но он идёт за мной. Я чувствую его присутствие, как только он входит в мой кабинет, заполняя ограниченное пространство.

Пока он закрывает дверь, я снимаю свой шерстяной бушлат и бросаю его на стул.

— Говори.

Я не скучаю по тому, как его глаза скользят по моему телу. У нас не было секса с тех пор, как мы покинули Швейцарию. Если прошлой ночью он утопил свое раздражение по самые яйца в другой женщине, не похоже, что это принесло ему большое удовлетворение.

Его взгляд задерживается на нашей фотографии в рамке на моем столе, прежде чем он говорит.

— Ты зла.

Я фыркаю.

— Я зла, и у меня нет на это времени. У меня сегодня много работы.

— Прекрати нести чушь, Скарлетт. У тебя должна была быть целая неделя отпуска.

— Это было до того, как я стала единственной кормилицей в семье, — это удар ниже пояса, из-за которого мне почти стыдно.

Крю даже не вздрагивает.

— Пожалуйста, Скарлетт. Мне просто нужно...

— Хороший костюм, — перебиваю я. — Ты прокрался в квартиру после того, как я ушла?

— Нет. Я хранил кое-какие вещи в своей старой квартире. Она ближе к моему офису.

— На случай непредвиденных обстоятельств?

Он изучает меня.

— Это твой способ спросить, где я был прошлой ночью?

Да.

— Нет.

Он слишком хорошо меня знает.

— Я был у своего отца. На диване в его кабинете, если хочешь подробностей.

— Я не спрашивала.

Крю хватается за спинку одного из стульев, стоящих перед моим столом.

— Эта неразбериха с федералами… там есть кое-что, Скарлетт. Отец сказал, что это не важно, но я не могу ничего обещать.

— Обещать о чем? — спрашиваю я.

— Возможно, ты не захочешь носить фамилию Кенсингтон. Это может повлиять на журнал и бренд, в финансовом плане. Возможно, я не являюсь