них несколько, что безусловно останутся навсегда. Живой русский поэт, правда, запутавшийся в красоте напрасной. А движения нет... А всё же слушаешь с удовольствием».

7 августа 1925 года Северянин даёт поэзоконцерт в Усть-Нарве. Однако доходов его выступления приносят мало, и всё лето поэт поглощён в денежные расчёты и добывание куска хлеба. Следующие два года были довольно скудными. Выступления были небольшие, их было немного, но публика неизменно встречала поэта нескончаемыми овациями. Северянин участвовал в концерте известного певца И. В. Филиппова в городе Нарва-Йыэсуу. В газетном отчёте о последнем из названных выступлений говорилось: «Можно быть не особенным поклонником его манерного исполнения своих стихотворений, но в последних никто не может отрицать несомненного поэтического таланта. Очень понравилось публике прочитанное автором стихотворение — вариации на мятлевские слова “Как хороши, как свежи были розы...”».

«Игорь Северянин захватил всю аудиторию и имел большой успех» — так писали о вечере «Классические розы» в Тарту, состоявшемся 23 октября 1927 года. Игорь Северянин проводит несколько вечеров под таким названием в конце 1920-х годов в Эстонии и Польше и читает на них стихи 1923—1927 годов, которые неизменно горячо принимала публика.

Писательская «Чашка кофе»

Игорь Северянин выступал не только перед любителями поэзии, но и перед писателями Болгарии, Югославии, Польши. Он сохранил немало афиш и газетных вырезок, с некоторыми поэтами он был в переписке, других переводил.

Северянин не раз посещал Варшаву в 1924—1931 годах. В творческом отношении важно вспомнить его первое знакомство с польской столицей — об этом рассказывает цикл «Дорожные импровизации».

Пять стихотворений из цикла «Дорожные импровизации» написаны в августе — на пароходе «Rugen» («Над Балтикой зеленоводной...»), в Берлине («...Повсюду персики в Берлине...») — и в сентябре 1924 года в Варшаве. В польской столице поэт ощутил соблазн «встречных полек», их сдержанную страсть, оживлённость улиц Новый Свет и Маршалковской. Но более всего в стихах отразились романтические впечатления от встреч с Лидией Липковской и прогулки по улице Шопена, которого так любили певица и поэт:

Пойдём на улицу Шопена — О ней я грезил по годам... Заметь: повеяла вервэна От мимо проходящих дам... Мы в романтическом романе? Растёт иль кажется нам куст?.. И наяву ль проходит пани С презрительным рисунком уст? Благоговейною походкой С тобой идём, как не идём... Мелодий дымка стала чёткой. И сквозь неё мы видим дом, Где вспыхнут буквы золотые На белом мраморе: «Здесь жил, Кто ноты, золотом литые, В сейф славы Польши положил». Обман мечты! здесь нет Шопена, Как нет его квартиры стен, В которых, — там, у гобелена, — Почудился бы нам Шопен!..

В напевном, поистине музыкальном стихотворении ощущается ритм шопеновских мазурок, ярких импровизаций, энергичная смена ракурсов и настроений...

Заключительное стихотворение завершает сюжет шутливой сценой свидания со «Снегуркой» — Липковской:

Уже сентябрь над Новым Светом Позолотил свой синий газ. И фешенебельным каретам Отрадно мчаться всем зараз... Идём назад по Маршалковской, Что солнышком накалена, Заходим на часок к Липковской: Она два дня уже больна. .................................................... Лик героини Оффенбаха Нам улыбается в мехах...

Цикл «Дорожные импровизации» стал своеобразной моделью для последующих произведений этого рода. В них наблюдения над природой нового края освещаются живым интересом автора к окружающему миру, а его переживания и воспоминания приближают эти картины к читателю. Так построены цикл «У озера» и поэтическая книга «Адриатика».

В феврале 1928 года Северянин совершил новую поездку в Варшаву, где был 11 февраля приглашён с женой на завтрак в эстонскую дипломатическую миссию. На завтраке присутствовали Александр Ледницкий и Дмитрий Философов. В первые же дни он встретился с давним знакомым, известным адвокатом и поэтом Лео Бельмонтом, два стихотворения которого он перевёл — «Каждый шут» и «Я — Млечного пути сияние...». Последний перевод, датированный 4 февраля 1928 года, переполнен излюбленными Северяниным противопоставлениями — диссонансами:

Я — дьявольская пентаграмма И я же ангела крыло.