— А ну как если вопреки нашим ожиданиям выяснится, что Вирджиния Седжвик по собственному желанию оставила мужа и сейчас счастливо живет где-нибудь в уютном коттедже в Ирландии, что она предпочла такую жизнь и не хочет больше играть роль жены Артура? Он примет ее обратно, как вы думаете?

— Я не знаю. Это зависит от того, побоится он громкого и неизбежного скандала или нет. — Викарий взглянул на мокрые низкие ветви. — У Седжвиков предки торговцы, они неохотно приняты в высшем свете, и скандал может их снова отбросить вниз, а ведь они забирались по социальной лестнице целых три поколения. Но так и не добрались до самого верха. Им приходилось использовать деньги там, где настоящие аристократы не испытывали затруднений. Скандал мог не повредить им, но для таких, как Седжвики, скандал губителен. Кстати, Артур уже мог рассчитывать на брак с аристократкой, но, к своему несчастью, сам выбрал американскую кузину. Теперь, как богатый и знатный вдовец, он снова имеет шанс удачно жениться. И он не захочет знать, жива она или нет.

— Зато отец Джеймс разыскивал ее с рвением, которое трудно объяснить.

— Не трудно. Если бы вы знали хорошо отца Джеймса. Он обладал необыкновенным человеколюбием, был очень совестливым и глубоко сострадающим людям. Он часто говорил, что когда смотрит на лица своих прихожан, то думает, что они слишком хорошего мнения о нем, а он недостоин такой любви, но надеется когда-нибудь заслужить ее безупречным исполнением своего долга. Хотя никто из нас не надеется с ним сравниться.

Еще раз поблагодарив священника, Ратлидж направился под дождем к машине.

Хэмиш сказал: «Отец Джеймс чувствовал на себе неотступный взгляд Присциллы Коннот каждый раз, когда поднимался на кафедру».

— Жаль, что он не рассказал ей об этом.

Когда Ратлидж садился за руль, Хэмиш произнес:

«Если не Уолш убил священника, то ты столкнулся с очень хитрым убийцей. Он знает, как скрыть следы».

— Да, он действительно не оставил следов, за которые можно зацепиться. Блевинс позволил себе впасть в ярость и буквально не видел ничего вокруг, и тем самым сам себе связал руки. Он искал монстра и быстро нашел его в лице Уолша.

Хэмиш ответил: «Ты понимаешь, что твоя репутация будет испорчена, если ты потерпишь поражение в этом сражении».

— Я выиграю его, — ответил Ратлидж уверенно. — Седжвику надо было уничтожить тот египетский барельеф, вместо того чтобы выставлять его в своем саду. Этот барельеф и подсказал, какая роль была отведена судьбой для отца Джеймса в этой истории — наблюдатель. Безмолвный свидетель. Мне потребовалось некоторое время, прежде чем догадка обрела плоть и кровь.

Впереди на дороге показался молочный фургон, который тащила упряжка лошадей, их спины под дождем отливали медью.

Ратлидж затормозил, развернулся и поехал обратно. У ворот церковного кладбища вышел из машины и под проливным дождем пересек двор. Пока он добрался до входа в церковь, плечи его пальто промокли насквозь. Открыв дверь, он рукой вытер лицо и вошел внутрь.

— Гендерсон? — позвал он. — Если вы здесь, отзовитесь. Мне надо с вами поговорить.

Голос его отразился от стен и потолка гулким эхом, нарушив мирную тишину. Слышен был лишь мягкий стук дождя по витражным стеклам. Этим сумрачным утром яркие краски, богатые оттенками, казались лишенными жизни.

Ратлидж ждал. Наконец откуда-то от хоров отозвался негромкий голос:

— Я здесь. Дайте мне минуту.

Питер Гендерсон поднялся со скамьи. Поправив мятое пальто и пригладив волосы, он направился к Ратлиджу:

— Что вам от меня надо?

— Мне нужно подтверждение от вас, что вы видели ночью Уолша в церкви, когда он явился сюда, чтобы снять кандалы.

— Подтверждаю.

— Он был один?

— Да.

— Почему вы пошли за ним?

— Я его узнал. Видел на праздничном представлении во время ярмарки у церкви Святой Анны. И решил его проследить.

— И куда он пошел?

— Вверх по дороге, через рощу, мимо домов. Сначала на запад, потом на юг. Это направление и я выбрал бы, оказавшись на его месте. Там сплошные луга, пастбища и легко идти пешком.

— И он не сворачивал на восток, пока вы шли за ним?

— Нет. Зачем? Он знал, что это завело бы его в ловушку.

Ратлидж кивнул. Он посмотрел на ботинки Гендерсона. Старые, рваные ботинки…

— Уолш украл из стойла кобылу на ферме, расположенной к востоку от Остерли. Зачем он сделал это? Ведь ему пришлось дать изрядный крюк, он терял время.

Гендерсон пожал плечами:

— Я не знаю, куда он пошел потом, после того как я решил вернуться.

Он изо всех сил старался держаться независимо, что никак не вязалось с его потрепанным видом бродяги. Этот человек был отвергнут обществом за то, что хорошо убивал врагов на войне, но из укрытия. Люди незаслуженно осудили и наказали его. Но почему он оставался здесь, если его не замечали? Конечно, здесь был его дом, а люди бывают часто привязаны к месту эмоционально, корнями. Деньги в церковной жестянке могли дать ему возможность уехать отсюда. Даже тех десяти — пятнадцати фунтов хватило бы. Испытывал он искушение взять их?

Хэмиш сказал: «Никогда в это не поверю. И ты не веришь. Он на войне использовал снайперскую винтовку, убивал издалека. Это разные вещи».

— Скажите, вы приходили в дом отца Джеймса в тот день, когда его убили? Ждали, когда он вернется?

— Да, был.

— Зачем вы пришли?

— Я узнал, что была подходящая работа в Велсе, и хотел, чтобы он написал туда письмо.

— Он и раньше писал такие письма?

— Один раз. И викарий писал.

— Где вы его ждали?

— Миссис Уайнер как раз уходила. К тому времени уже стемнело. Я спрятался в кустах, чтобы не напугать ее. Но потом увидел, как другой человек пришел к отцу Джеймсу. И я ушел, не хотел мешать.

Значит, это Гендерсон стоял в тех кустах сирени, а не один из подельников Уолша.

Ратлидж спросил:

— А кто пришел, вы видели?

— Пришла миссис Барнет из гостиницы, но она только постучала в дверь. А когда миссис Уайнер не ответила, прошла к кухне, заглянула туда, позвала, но опять никто не ответил, и она закрыла дверь и ушла.

— Миссис Барнет не входила в дом?

— Насколько я видел — нет. Она пробыла у дома не больше минуты.

— Был кто-нибудь еще?

Гендерсон неохотно признал:

— Лорд Седжвик. Тоже подходил и стучал в дверь.

— Вы видели его автомобиль?

— Нет. — Он отвечал без промедления и таким тоном, как будто докладывал старшему офицеру. — Я видел, как он пришел по дороге. Обошел кругом дом, посмотрел на окна соседской теплицы, они были темными. Прошел к кухне, и я слышал, как он звал отца Джеймса. Потом, наверное, прошел в гостиную, чтобы подождать его там. Или оставить записку. Я тут же ушел.