Дарай-князь принимает новую информацию на удивление спокойно, как-то даже обидно стало. Он лишь слегка морщится при сравнении с насекомыми.

— Естественно, разум такого порядка имеет мало общего с нашими представлениями об этом понятии. Тем не менее некое взаимопонимание между нами необходимо. Представь себе: каждая клеточка твоего организма имеет свою собственную волю. Представь, что мнение некоторых из них не совсем совпадает с твоим. Ты, конечно, можешь подавить их грубой силой и заставить делать, что тебе нужно, но вот только клеточкам это совсем не понравится и рано или поздно они найдут способ от тебя избавиться и жить самостоятельно. Им и не такое случалось откалывать. Между вами необходимо некое соединительное звено, что-то, что позволит тебе и твоим составляющим прийти к согласию. Таким соединительным звеном и является Хранительница Эль. Это очень странное, мало кому понятное дарование, которое передаётся из поколения в поколение в линии Уору. Способность удерживать на границе своего разума всё то, что составляет Эль, и в то же время быть достаточно близкой к обычным эль-ин, чтобы править ими. Хранительница — воплощение нашего божества, Аватара духа Эль, если так можно выразиться. Если она принимает решение — это решение всей Эль, и все эль-ин подчиняются беспрекословно. Если она изменяется — она может сделать это изменением всей Эль, и все эль-ин автоматически проходят через него, хотят они того или нет.

Теперь к вопросу о том, может ли Нуору-тор стать Хранительницей. Этому не бывать. Перечить действующей Хранительнице Эль никому и в голову не придёт, но со смертью одной из них наступает что-то вроде периода междуцарствия, когда избирается новая. Именно избирается, причём согласие должно быть единодушным, и каждый голос должен быть подкреплён фактами и прочно обоснован. Если ты голосуешь против, будь добр представить альтернативное решение и убеди всех, что оно лучше. Когда консенсус достигнут, выбор делает не какой-то совет эль-ин, а сама Эль. Наш случай несколько осложняется тем, что Нуору-тор — единственная из совершеннолетних линии Уору, но всё равно нет ни малейшего шанса, что она будет избрана при столь активном противодействии клана Изменяющихся, чей вес в политике даже более, чем вес самих Хранящих. Надо учитывать также скрытое сопротивление в других кланах. Теперь, когда я принесла альтернативное решение, независимо от того, сможет ли его привести в исполнение Эвруору-тор или нам придётся делать всё самим, путь, выбранный военной партией, уже закрыт.

Аррек обдумывает это почти минуту. Затем вопрос истинного сына Эйхаррона:

— А если никто из «протестующих» не доживёт до принятия этого… решения?

Движением ушей показываю, что его беспокойство весьма уместно.

— При любом другом раскладе я бы тоже волновалась. Но Изменяющиеся слишком сильны, чтобы просто заткнуть им рот. У нас не так много воинов, но если дойдёт до открытого столкновения, мы можем справиться даже с гораздо более многочисленными Атакующими. Кроме того, даже эти воинственные придурки, как бы далеко они ни зашли в своих мечтах о мести, не решатся уничтожить уникальные Линии моего клана. Мы и так их достаточно потеряли.

И вновь дарай-князь изучает меня пристальным взглядом биолога, отыскавшего у пришпиленного жучка новую пару крыльев.

— И как же индивидуалист эль-ин воспринимает это коллективное Эль?

— В моём случае — никак.

Брови чуть приподнимаются, приглашая меня продолжать.

— Я… отсекла себя от Эль. Сразу же, как только очнулась после туауте, первым делом полностью отрезала любую связь со всем и вся. Поэтому информацию, которую я привезла, пришлось передавать через Раниэля-Атеро, поэтому моя семья ничего не знала обо мне эти пять лет.

Он смотрит на меня очень внимательно, как будто крылья у жучка оказались покрыты перьями и теперь надо решить, что же с ними делать.

— Для тебя это должно быть очень болезненно.

— Это моё решение! — Резким взмахом руки обрубаю дальнейшие возражения. — Оно не обсуждается!

— Тише, тише, миледи. Не надо сразу уходить в глухую оборону, я не собираюсь с вами спорить. Наверняка были веские причины так поступить. Я хочу лишь понять, какие именно.

Отворачиваюсь:

— Какая разница?

— Антея…

— Ауте, как ты меня достал! Потому, что я хотела быть одна. Потому, что я устала от их жалости, от их приторного понимания! Потому, что меня тошнило от Эль, от эль-ин, от Эль-онн, от всего, что породило эти зверские обычаи! От культуры, пожирающей своих детей, а затем со скорбным лицом сообщающей, что другого выхода не было! Потому что я — Антея тор Дериул, Дочь Ауте, Танцующая-в-Грозе, я буду делать, что хочу, и мне плевать, что об этом думают или не думают эти… эти…

— Тише… тише, малыш, всё в порядке. Тише. — Вдруг обнаруживаю, что стою в кольце рук дарай-князя, уткнувшись носом ему в плечо, и слушаю какую-то успокаивающую ерунду на языке, которого даже не понимаю. Колдовской, играющий обертонами и интонациями голос оборачивается вокруг меня легчайшим из плащей, сила Целителя мерно бьётся в моих жилах. — Тише, расслабься хоть немного, нельзя же всё время быть на пределе, на изломе. Закрой глаза, тебе так нужен отдых. Тише, тиш-ше…

Целитель…

Ощущаю, как меня несут по живому лабиринту онн, как сообразительный дом сам открывает проход в то помещение, где я обычно спала. Сплетение воздушных потоков, которое эль-ин гордо именуют кроватью, слегка переливается в призрачно-серебристом свете, откуда-то слышны ритмичные звуки, подозрительно напоминающие рокот океанского прибоя. Моя одежда в процессе перемещения куда-то испарилась, волосы рассыпались по плечам, свободные от сдерживающего их заклинания.

Встречаюсь взглядом со стоящим в нескольких шагах дараем и вдруг отчётливо осознаю, что мы одни, что мы муж и жена и что впереди Ауте знает сколько времени… Расслабленности как не бывало, всё тело в страхе напрягается, крылья плотно оборачиваются вокруг обнажённого тела, но как-то мне удаётся не броситься в бега. Аррек встречает мой взгляд кривоватой усмешкой, чуть отступает назад. Напряжение между нами мгновенно исчезает, я благодарно бросаюсь к нему, в тёплые, защищающие объятия. Мужское прикосновение не несёт ничего, кроме спокойствия и ощущения безопасности, запах моря и лимона кажется не просто знакомым, а уже частью меня самой. Позволяю осторожно уложить меня, затем, когда он ложится рядом, устраиваюсь на его плече с обстоятельностью кошки, уверенной, что неуклюжие люди существуют исключительно для того, чтобы служить ей ночью вместо грелки.

Мои крылья и его щиты оборачиваются вокруг нас, сливаясь вместе так легко, будто созданы, чтобы дополнять друг друга, зашита постепенно расширяется, вплетаясь в точёные заклинания стен. Потрескивание оберегающего кокона действует даже более успокаивающе, нежели присутствие вооружённого дарай-воина под боком, и сон мягко накрывает меня тёмной волной. Уже растворяясь в глубинах усталости, слышу тихий голос.

— Антея… то, что твоя мать говорила о необходимости избегать моногамности… это ведь не обязательно?