– О Господи! – закричала принцесса.

Она сунула ладонь между ног и посмотрела на руку.

– Слишком рано, – растерянно пробормотала Руна. – Время еще не пришло!

Жидкость, стекавшая по бедрам Гизелы, была теплой. Сначала принцесса подумала, что это кровь, но она была бесцветной, как вода. Бесцветной, как слезы.

Адарик смотрел на всадников. Они застали его спросонья – франк прислонился к камню и задремал. А главное, они застали его в одиночестве.

Услышав конский топот, воин понял, что умрет. Теперь же, когда всадники окружили его, он был уверен в этом. Это было так несправедливо! Почему проклятие Ремигия настигло его именно сейчас? Да, он приказал своим солдатам последовать за Тиром и найти женщин, сам же решил остаться подальше от кровопролития. Да, на этот раз франкской принцессе не выжить. Солдаты не столкнут ее со скалы в воду, а позаботятся о том, чтобы в ее теле не осталось жизни.

К его изумлению, всадники не слезли с лошадей. А он не умер.

Прикрыв глаза ладонью от солнца, Адарик посмотрел на незнакомцев.

– Кто… кто вы такие? – Он вскочил на ноги.

Один из мужчин, спешившись, указал вначале на свой меч, а потом на меч Адарика. Оружие было одинаковым. Всадники оказались франками.

«Как странно, – подумал Адарик. – Мы узнаем друг друга не по говору, не по улыбке, не по жестам, а по оружию».

– Мы из Лана. Нас прислал Гагон… – объяснил мужчина.

Адарик с облегчением вздохнул.

– Да, когда-то он прислал сюда и меня. Мы бы давно вернулись на земли франков, но попали в плен и провели там несколько месяцев. Как бы то ни было, поручение, данное мне Гагоном, выполнено.

«Вернее, будет выполнено в ближайшие часы», – про себя добавил он.

– На самом деле мы здесь как раз для того, чтобы предотвратить смерть принцессы.

Адарик изумленно распахнул глаза:

– Она… должна выжить?

Ему никогда не нравилась мысль о том, что нужно убить Гизелу – ни тогда, когда он приказал утопить ее в море, ни сегодня, когда он отправил своих парней вместе с Тиром. И все же сейчас в нем вспыхнуло иное чувство. Возмущение.

Как же омерзительно оказаться лишь игрушкой в руках нерешительного правителя, колеблющегося между приказом о казни и помилованием! Всю свою жизнь Адарик сражался, потому что так ему приказывали другие. Теперь же он понял, что в этом ужасном, жестоком мире невозможно идти прямой дорогой. Его вынуждали метаться из стороны в сторону.

– Так и есть, – заявил другой всадник. – Нам поручено отыскать Гизелу и вернуть ее домой.

Только сейчас возмущение уступило место ликованию. Пусть Гагон и изменил свое решение, все шло своим чередом.

– Вы пришли слишком поздно, – покачал головой Адарик. – Слишком поздно. Гизела уже давно мертва. И не пытайтесь найти ее. – Он помедлил, но затем решил, что и так уже слишком долго пробыл на землях норманнов. – Я вернусь с вами в Лан и лично доложу Гагону о том, что случилось.

Вначале змея свернулась в клубок, холодная, твердая, как камень, потом же начала расти, и Гизеле показалось, что ее тело сейчас лопнет. Затем змея вытянулась и выпустила яд. Боль взвилась от поясницы к шее, разлилась по всему телу. Принцесса то стонала, то кричала. Перед ее внутренним взором стояло лицо Тира, тот самый образ, который она отгоняла от себя все эти месяцы. Тир склонился над ней, надавил ей на грудь. Он хотел мучить ее, насмехаться над ней. Тир крепко сжал ее в объятьях, затем его пальцы скользнули к горлу Гизелы. Он душил ее, давил ей на грудь и живот, но ребенка выдавить из ее тела не мог.

– Ты не должна сдаваться, ты справишься, – ласково уговаривала ее Руна.

В голосе северянки звучали тревога и сострадание – чувства, которые она не проявила ни разу за все эти месяцы. Девушка села рядом с роженицей и крепко сжала ее руку. У Гизелы слезы хлынули из глаз – пропасть между ней и ее подругой исчезла, но ни дружбы, ни любви было недостаточно для того, чтобы унять боль.

– Ты должна дышать спокойнее, – посоветовала Руна. – И тебе нужно сесть! У нас женщины рожают сидя… – Она потянула Гизелу за руку.

В ее голосе слышалась неуверенность. Руна знала о родах очень мало, и этого явно было недостаточно. Принцесса послушалась ее, стараясь дышать ровнее, но садиться ей не хотелось. Будет она сидеть или лежать – змею это не успокоит. Сначала гадина жалила ее лишь время от времени, но сейчас ее укусы участились. Гизелу не утешало даже то, что Руна держит ее за руку. Слезы высохли, но принцесса видела все словно сквозь серую пелену, а домик, ставший ей родным, вдруг показался девушке чужим и неприятным. Они жили в грязи, точно нищие! И лежанка была такой твердой… Ах, если бы Гизела лежала сейчас на пуховой перине, а мама и Бегга утешали бы ее, подложили бы ей под голову подушку, развели бы огонь в камине… Тогда и боль была бы не такой мучительной.

Но Бегга предала ее, а мать пришла бы в ужас оттого, что она зачала ребенка от норманна… или от демона.

Гизела, обводя взором комнату, вдруг увидела Таурина. В его глазах больше не было ненависти. Равнодушно, нисколько не впечатленный ее страданиями, франк наблюдал за происходящим. Наверное, его радовала ее боль. Да, она ведь заслужила это – падшая дочь короля. Слабое дитя слабого отца. Отца, который не смог защитить свою страну от норманнов, вступив с ними в честный бой, и заключил мир – унизительный мир.

Таурин не выказывал ненависти, но он не спускал с Гизелы взгляда. Выжидал. Наверняка он хотел украсть у нее ребенка, как только она родит!

– Прогони его! – завопила Гизела. – Убей его! Он хочет отобрать моего ребенка!

Принцесса впервые заговорила о своем ребенке. До сих пор это дитя было для нее камнем, демоном, теперь же девушка осознала: она хочет, чтобы малыш выжил. И хотела выжить сама.

Руна, не послушавшись ее, и дальше сжимала руку подруги, гладила ее по лицу и что-то бормотала.

– Что… что ты говоришь? – выдавила Гизела.

Не ответив, Руна запела. Ее голос был не тонким и звонким, как у Гизелы, а низким и хриплым. Может, северянка молилась своим богам? Но ее боги не могли помочь Гизеле! Они были злы и уродливы и стремились только к разрушению. От них нельзя было ждать ничего хорошего. Сохранить ей жизнь могла бы разве что святая Маргарита. Да, и еще святая Доротея… Но Гизела была чересчур слаба, чтобы просить святых заступниц о помощи, а Таурин был слишком зол, чтобы помолиться за нее.

Очередная схватка сжала ее тело. Подняв голову, Гизела увидела, как из нее хлынула кровь. Свежая алая кровь. Может быть, ребенок был не камнем, не демоном, не человеком, а огромным сгустком крови?

Принцесса пронзительно завопила – на этот раз не только от боли, но и от гнева на то, что змея никак не оставит ее в покое, – и откинулась на лежанку.

Глаза ей застила уже не серая, а багровая пелена, а за ней виднелось что-то настолько ужасное, что это не могло быть правдой. На самом деле она мечется в лихорадочном бреду и ей все это снится.