Обнаружив, что она совершенно никуда не спешит, что при плюс-минус одном градусе на улице с неба сыплется колючая крупа, что город – серый и запорошенный, с воспаленными глазами светофоров, с гудками застрявших в пробке машин – затаился в ожидании настоящего хрустящего снега в морозных блестках облетевших звезд, Ева решила пройтись пешком. Она брела, понуро уставившись под ноги, прикидывая, сколько еще времени ей не придется спать. А спать она не сможет, и это точно, потому что ее сознание заевшей пластинкой прокручивает варианты обнаружения нелегала среди служащих театра. Спустившись в метро, Ева прикинула по количеству остановок, что к Марго ехать ближе, чем к старушке, одарившей ее чудным птичьим пером. Через тридцать пять минут она звонила в мощнейшую металлическую дверь. Потом пошатывающаяся сонная Марго смотрела на нее в цепочную щель минуты полторы.

– Хватит пялиться, – покачнулась и Ева, зевая. – Открывай.

Босая, в прозрачной шелковой рубашке, Марго сразу пошла на кухню и включила кофемолку.

– Сколько не спишь? – спросила она, не поворачиваясь.

– Тебе видней.

– Семьдесят часов. Кофе будешь?

– Только не кофе. Меня от него уже мутит. Можно я постою под холодной водой минут пять?

Марго подошла к открытой двери и заторможенно смотрела, как голая Ева наступает на валяющуюся в ванной Лену, открывает кран, устраивается под душем. Подошли двое юношей, просочившись сквозь щель в балконной двери, у самых струй воды неприличным привидением извивался бомж Леша, сполз с антресолей Долдон Великий и ползал по полу, насквозь прошибаемый случайными каплями.

– Уже выхожу, – извиняясь, пообещала Ева, слегка озадаченная странным взглядом хозяйки.

– А чего это вы все тут собрались? – очнулась Марго и топнула босой ногой. – Брысь!

Обернувшись большим полотенцем, взбодрившаяся Ева с удовольствием устроилась в кухне у стола. Не отходя от плиты, Марго покосилась и увидела, как на колени к гостье запрыгивает облысевшая болонка. Марго присела и заглянула под стол. Девушки не было.

– Это от неправильного питания или последствия болезни? – поинтересовалась Ева, разглядывая странное существо у себя на коленях и боясь к нему прикоснуться.

– Что? – вскочила Марго.

– Я спрашиваю, эта собака так выглядит от плохого питания или от неправильного лечения?

– Ты!.. Ты видишь собаку? – прошептала Марго.

– Я, можно сказать, ее даже осязаю. – Ева решилась и поддержала ладонью завалившуюся на бок и начавшую сползать с полотенца болонку. – Она очень теплая, хоть и лысая. А что ты так переполошилась? У тебя эта собака вроде теста для гостей?

– Это невозможно! Она пришла вместе с девушкой, она… Они жили под столом четыре дня, я же думала, что собака – тоже!.. Я же ее не кормила, – простонала Марго, опускаясь на диванчик.

– Значит, это у собаки от голода, – подула Ева на легкий, кое-где оставшийся на складках розовой кожи пушок.

– Посмотри на батарею! – вдруг резко вскочила Марго и уставилась на скорчившегося у батареи бомжа Лешу.

– Спокойно! – удивилась Ева, придерживая дернувшуюся болонку. – С батареей все в порядке.

– Ни…никого не видишь? – с облегчением вздохнула и опять села Марго. – Извини. Я выпью. – Она решительно открыла сиденье дивана и достала оттуда бутылку водки.

– Рановато, – зевнула Ева. – У тебя что, вся квартира в призраках?

– Я привыкла, – пожала плечами Марго, выпила стопочку и налила еще.

– А где мальчик Ося из третьего класса?

Марго осмотрелась.

– Ио? Его больше нет. Пусть его душа, приблудившаяся ко мне неделю назад, найдет себе пристанище за оставшиеся девять дней.

Женщины помолчали, и Марго налила две стопочки. Ева кивнула, соглашаясь, и выпила.

– А вот интересно, – задумалась Ева, – ты чего-нибудь боишься?

– Да. Я боюсь, что вдруг обнаружу рядом с собой юношу Лациса. Я боюсь этого очень сильно, можно даже сказать, что боюсь до смерти, хоть это и звучит смешно, ты не находишь? – захихикала Марго, подтянув к себе ноги и обхватив ладонями ступни. – А ничего не изменить. Он обязательно появится. Это предопределено, Аннушка уже разлила масло…

– Балуешься Булгаковым?

– Это очень личное, – погрозила Марго пальцем. – Помню, как страшно обрадовалась, когда обнаружила, что Воланд – ясновидящий! «Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь… Вам отрежут голову!» А? Как было восхитительно читать это!

– Этому… Лацису, ему должны отрезать голову? – поинтересовалась Ева, пытаясь справиться с накатившим головокружением.

– Нет, но его смерть близка и неотвратима, как предсказание Воланда Берлиозу, – СПИД. Он знает, и я знаю. И он знает, что я знаю, и он спрашивает каждый раз, и я каждый раз клянусь про себя, что тогда обязательно совру.

– Воланд, как бы это сказать, мне показался не столько предсказателем, сколько конструктором событий, – возразила Ева.

– Это я уже проходила. Ужас не предсказателя, а создателя, или вестницы Смерти. Уже проходила. Спасибо, вылечили.

– А как ты отличаешь свои призраки от живых людей? – Ева уже не боролась с легким опьянением, она расслабилась, щеки раскраснелись, полотенце сползло и теперь удерживалось только задремавшей лысой болонкой на коленях. – Вот ведь ошиблась с этой собачонкой!

– Я сквозь них прохожу. А с этой… Действительно, я же ее пнула на днях ногой. Странно. Я еще тогда подумала, что давно научилась не осязать кафаров. А раз я так подумала, значит…

– Почувствовала, – подсказала Ева. – Ты вчера говорила в театре со старухой. Высокая старуха с козой на веревке.

– Милена, – кивнула Марго и хихикнула, – ты на ней стояла, пока принимала холодный душ. Я могу познакомить тебя со всеми. Есть чудная парочка, повторяющая друг друга, как затухающие лепестки свечек под легким сквозняком, нежные и грустные мальчики. А этих агентов, помнишь, которых отравили? Жена одного из них где-то тут прячется. Истязает себя виной и отчаянием, это даже смешно, как будто у овцы вдруг проснулась жалость к пожираемым ею цветам на лугу. Кстати, задержалась она у меня. Иногда в самолюбовании собой я дохожу до полного абсурда воображения и придумываю кого-нибудь неуязвимого, нелепого и глупого, сопротивляющегося смерти именно своей глупостью.

– То есть, кроме всех этих… постоянно окружающих тебя условных мертвецов…

– Это не мертвецы. Ко мне приходят потерявшиеся души. Я их называю кафарами.

– Ладно, пусть будут души. Кроме их историй, – решила внести ясность Ева, – на тебя еще может накатить воображение?

– Случается, – кивнула Марго и не стала поднимать поникшую голову. – Знаешь девушку Наденьку, костюмершу из театра?