– Я думал, здесь в каждом доме есть электричество, – удивленно заметил Джо.

Миссис Толви открыла глаза и посмотрела на него.

– Нет, я не это имела в виду, – сказала она. – Просто мисс Дункан спрашивала о семействе Болдриджей, и я сказала, что не помню таких…

Джо выпрямился.

– Но вы ошиблись?

– Мне не хотелось бы говорить об этом, но я действительно вспомнила. – Она с горечью улыбнулась. – Разве такое забудешь? Ни за что и никогда, даже если будешь молчать. Я молчала много лет, но все равно…

– Значит, Болдриджи когда-то жили в Дилларде?

– Нет, не в самом городе. Севернее.

– В Джемисоне?

– Нет. Они жили в большой палатке на одном из холмов.

– В палатке?

– Да. Старый Болдридж был странствующим проповедником – самым настоящим проповедником и религиозным фанатиком. Он служил в той же палатке, в которой жил. – Миссис Толви невесело усмехнулась. – Сорок лет назад я была отчаянной девчонкой, и отец решил, что меня может спасти только вера. Когда па услышал о преподобном Болдридже, он посадил меня в машину и повез на его представление… Да-да, это было именно представление, театрализованное шоу, – добавила она, перехватив удивленный взгляд Джо. – Но на меня оно произвело сильное впечатление. Если говорить честно, преподобный Болдридж напугал меня чуть не до полусмерти.

– Как так?

– Не знаю точно, к какой конфессии он принадлежал, но сам он выглядел как труп, сто лет пролежавший где-нибудь под снегом и только начавший слегка подтаивать. У него было землистое лицо, жесткие, как пакля, волосы, крючковатый нос, а глаза… До сих пор меня бросает в дрожь, стоит мне только припомнить его глаза.

– Сколько ему было лет?

– На вид лет шестьдесят, может быть, меньше. Я тогда была совсем девчонкой, и все, кто был старше сорока, казались мне глубокими стариками.

Значит, это не мог быть Дон, подумал Джо.

– Он орал на меня… – продолжала Нэнси Толви. – Он размахивал надо мной зажженной красной свечой и кричал во все горло, что я блудница и что я отправлюсь прямо в ад.

– Красной свечой? – уточнил Джо.

– Да. У него в палатке было полным-полно свечей в тяжелых канделябрах. Каждому, кто входил в палатку, вручали свечу: детям – белую, а взрослым – розовую или красную. – Она покачала головой. – Я долго не могла простить своего отца за то, что он привез меня туда и позволил этому страшному старикашке вытащить меня к алтарю, чтобы объявить во всеуслышание о моих грехах. Он ославил меня на весь Диллард.

– Да, такое действительно трудно забыть, – посочувствовал Джо.

– Помню, я пыталась вырваться, убежать, – негромко продолжала Нэнси. – Наконец мне это удалось, я выскочила из палатки и побежала вниз по холму. Отец погнался за мной, он хотел, чтобы я вернулась, но я не пошла. В конце концов он отвез меня домой. Через полтора месяца мне исполнилось шестнадцать, и я тут же вышла замуж и переехала жить к мужу.

– Кто еще был в палатке Болдриджа в тот вечер?

– Многие были… – Она немного помолчала. – А почему вы разыскиваете его?

– Не его. Нас интересует его семья. У него, кажется, было трое сыновей…

Нэнси Толви покачала головой.

– Боюсь, здесь я не смогу вам помочь. Я никогда их не видела, но кто-то из старожилов, вероятно, помнит эту компанию…

– Может быть, вы посоветуете, к кому из них нам следует обратиться?

– Насколько я знаю, мой отец узнал о Болдридже в баптистской церкви на Цветочной улице. Многие ее прихожане ездили на воскресную службу к Болдриджу. Может быть, кто-то из них что-то знает. – Нэнси снова печально улыбнулась. – В этой церкви меня крестили, но после той ночи я больше туда не возвращалась. Я боялась, что кто-то из прихожан мог слышать, что кричал обо мне этот ненормальный.

– И вы больше никогда не видели преподобного Болдриджа?

– Нет. Никакого желания встречаться с ним у меня не было. Я не была испорченной – просто вольной и непокорной. Раньше к сексу относились не так, как сейчас, особенно в таких маленьких провинциальных городках, как Диллард. – Она судорожно вздохнула. – Отец не имел никакого права поступать так со мной. Я до сих пор не могу забыть того позора, хотя это было очень давно. С тех пор я прожила долгую счастливую жизнь, но… Странно, что события, которые произошли с нами в детстве, оставляют такие глубокие раны, вы не находите?

– Мне кажется, что ничего странного в этом нет, миссис Толви.

Она встала из-за стола.

– Вы записались в книгу? Вот и отлично… Ваша спальня наверху, напротив комнаты мисс Дункан. Если пойдете туда сейчас, захватите, пожалуйста, свежие полотенца. – Она улыбнулась. – Если вам нетрудно, конечно. Я уже немолода, чтобы бегать туда-сюда как девочка.

– Разумеется, мне нетрудно, – понимающе отозвался Джо.

* * *

– Проповедник?.. Отец Дона был баптистским проповедником? – спросила Ева.

Джо пожал плечами.

– Отец или дед. Миссис Толви говорит, что ему было что-то около шестидесяти.

– Это субъективное впечатление.

– Я бы сказал, весьма и весьма субъективное, но, возможно, она не ошибается.

– Эти свечи… Для баптистской службы нехарактерно подобное обилие свечей. Должно быть, они имели какое-то особое значение. Быть может, свеча, которую каждый получал при входе, символизировала собой благодарность богу?

– Скорее уж степень греховности каждого.

Ева поежилась.

– Думаешь, Дон взял на себя функции бога и выносит свой приговор грешникам? – Она с сомнением покачала головой. – Он очень умен и явно знает, что делает. Ему нравится убивать, только и всего.

– Как сказала Нэнси, детские впечатления – самые сильные. И они могут ранить так глубоко, что шрамы остаются на всю жизнь.

– Что же такого могло случиться с Доном, что он превратился в серийного убийцу?

Джо снова пожал плечами.

– Кто знает! Похоже, старый Болдридж был тот еще тип… Ну ничего, я думаю, что мы что-то сможем узнать в баптистской церкви.

– Как ты думаешь, отец Дона все еще жив?

– Если он жив, в таком случае он очень стар. – Джо наклонился и легко поцеловал ее в переносицу. – А теперь спи.

Я дождусь Спайро и расскажу ему все, что нам удалось узнать.

– Мы узнали даже больше, чем я ожидала, – ответила Ева, чувствуя волнение. Наконец-то они вышли на след – реальный след.

– Ну, я бы на твоем месте не очень-то радовался.

– Ты же сам знаешь, что мы на верном пути.