– Мы тоже пока мало что понимаем, – успокоил егоКоротков.

Впрочем, утешением это послужило слабым. Всю дорогу Черкасоверзал на сиденье машины и хрустел пальцами. Пожалуй, Дорошевич непреувеличивал, мысль о чужом человеке в собственной квартире вызывала у Михаилаужас, близкий к брезгливому отвращению. Настя представила себе, что будет сЧеркасовым, когда он увидит свое жилище, и содрогнулась. После задержанияквартиру дважды обыскивали и осматривали, и сохранение в ней чистоты и порядкапредставлялось более чем сомнительным.

В целом опасения ее подтвердились, хотя Черкасов держал себяв руках намного лучше, чем ожидалось. Он старался не смотреть на грязные следына полу в прихожей, сразу же снял ботинки и прошел в комнату.

– Что именно я должен искать? – деловито спросилон.

– Небольшую вещь, принадлежность которой лично вам невызывает сомнений. Такую вещь, которой вы редко пользуетесь и могли не заметитьее пропажу, – объяснила Настя. – В первую очередь я прошу васобратить внимание на вещи с дарственными гравировками или на парные предметы,например, запонки. Или сувениры, состоящие из двух-трех частей. Вот в такомроде.

– Если бы вы объяснили мне по-человечески, зачем этонужно, – сердито откликнулся Черкасов, – мне было бы легче искать. Атак я и не соображу с ходу, что вам надо.

Настя вздохнула. Она очень устала и хотела присесть, нобоялась вызвать раздражение хозяина. Диван и мягкие кресла в комнате были обитыбежевым велюром, а ее джинсы и черная куртка так далеки от стерильности… НельзяЧеркасова злить. Эмоционально взвинченный человек никогда ничего не найдет,даже если это лежит у него под носом. Он быстро окинет взглядом свои вещи искажет, что ничего не пропало, только бы эта настырная девица в грязных джинсахпоскорее встала с велюрового шедевра.

– Понимаете, Михаил Ефимович, я подозреваю, что кто-товзял принадлежащую вам вещь и подбросил рядом с трупом. Я не знаю, чей этотруп, поэтому я должна знать по крайней мере, какая это вещь. Разумеется, этоне пальто и не том энциклопедии. Я думаю, что это совсем небольшая вещица, ноона красноречиво указывает именно на вас.

У Черкасова будто ноги подогнулись. Он покачнулся и сел вкресло, возле которого стоял.

– Вы хотите сказать… Но я же никого не убивал. Я не терялвозле трупа своих вещей. Я ведь объяснял… Я говорил вам… Господи, неужели вы неверите мне только потому, что я не такой, как все вы?

Голос его дрожал, и в нем было столько отчаяния, что Насте иКороткову стало неловко.

– Вы не поняли, Михаил Ефимович. Я не говорю, что выубивали и потеряли на месте преступления свою вещь. Я говорю о том, что кто-тохочет свалить вину на вас. И для этого он украл что-то у вас и подбросил рядомс трупом.

– Я вам не верю, – тихо сказал Черкасов. –Зачем кому-то сваливать на меня вину за убийства? У меня нет врагов. Некомужелать мне зла. Вы все это придумали, вы меня специально обманываете, потомучто считаете меня убийцей.

И в этот момент Настя окончательно ему поверила. Поверила,потому что он не уцепился за подсказанную ему идею о чьем-то злом умысле.

– Хорошо, пусть вы мне не верите, – спокойноответила она. – Зато я вам верю. Верю, понимаете? Верю, что вы никого неубивали. Поэтому и прошу вас поискать то, о чем мы говорим.

Черкасов молча поднялся с кресла и принялся за поиски.Присесть он им так и не предложил. Настя продолжала стоять, чувствуя, как ноютноги и начинает побаливать спина. Коротков долго не мучился, присел на корточкии оперся спиной о стену. Настя не умела отдыхать в таком положении и искреннепозавидовала Юре, который сидел с закрытыми глазами и чуть ли не дремал.

Время шло, в комнате царило молчание. Наконец Черкасовобернулся к Насте, держа в руках маленькую прямоугольную коробочку. Лицо егобыло изумленным и одновременно встревоженным.

– Вот, – произнес он. – Но я не понимаю, какэто могло получиться.

– Что это? – встрепенулся Коротков, поднимаясь.

– Булавка для галстука. На ней была подвеска, маленькаяподкова на цепочке. А теперь ее нет.

Черкасов протянул коробочку Юре. Позолоченная булавка и сиротливоболтающаяся часть оборванной цепочки.

– Вы часто носите ее? – спросил Коротков.

– Не ношу вообще. Это подарок, очень давний подарок, ия просто храню его как память. Но как вы узнали?..

– Додумались, – хмыкнул Коротков. – У вас подковром обнаружили грязь. Зная вашу любовь к чистоте, мы и подумать не могли,что это вы вошли в комнату, не сняв ботинок. Помните, я подробно выспрашивалвас, как часто вы делаете генеральную уборку и когда снимаете ковер?

– Да, я тогда очень удивился, не понимал, почему вамэто интересно.

– А вы мне ответили, что ковер снимали в начале декабрявместе с Бутенко и носили его на улицу чистить на снегу. Тогда же и полтщательно вымыли. Значит, после этого к вам и приходил гость. Можно дажесказать чуть точнее. Если у него не было ключей от вашей квартиры, значит,дверь ему открывал Бутенко. То есть приходил он в период между днем уборки иднем смерти вашего друга. Подсунул блокнот Лискина, оторвал подвеску отбулавки.

– Но Олег… Он мне ничего не говорил. Почему он скрыл отменя, что кто-то приходил? Я ничего не понимаю. И потом, как он мог позволитьчужому человеку прятать блокнот и рыться в моих вещах? Нет. Невероятно.

– Да, Михаил Ефимович, невероятно. Я тоже такдумаю, – сказала Настя, вертя в руках булавку с оборванной цепочкой. –Скорее всего, было не совсем так. Этот человек приходил к вам дважды. В первыйраз он познакомился с Олегом, и Олег по какой-то причине вам об этомрассказывать не стал. Я могу предположить, что они нашли общий язык и гостьсмог убедить вашего друга молчать о его визите. А во второй раз ему уже нечегобыло опасаться. И Олег не мог помешать ему спрятать блокнот и оторватьподвеску.

– Почему не мог? – еле слышно спросил Черкасов,уже понимая, о чем идет речь, но не желая в это верить.

– Потому что Олега он убил. А поскольку умер Бутенко отпередозировки наркотика, то можно говорить о том, что и знакомство ихсостоялось на этой почве. В первый раз этот гость выяснил, какими препаратамипользуется Бутенко, а во второй раз спровоцировал его на прием слишком большойдозы. Вы сами должны знать, это несложно, ведь концентрация препарата визуальноне определяется. Говоришь, что в дозе три миллиграмма, а на самом деле – вдесять раз больше. Человек, систематически употребляющий наркотики, а тем болеепостоянно экспериментирующий с их комбинациями, теряет осторожность…

Настя запнулась и замолчала. Михаил Черкасов сидел в кресле,закрыв лицо руками. Плечи его тряслись. Он плакал.

* * *

Оксана привыкла приходить в офис издательства «Шерхан» влюбое время, когда там был Есипов. И даже когда его там не было. Маленькаякомната позади красивого представительного кабинета генерального директораслужила девушке и местом встречи с женихом, и убежищем, где она моглапередохнуть посреди суетливого, заполненного поездками и беготней дня, иштабом, откуда она внимательно слушала все разговоры, ведущиеся в кабинете уЕсипова.