Он похлопал меня по плечу.

— Я уверен, что этого будет достаточно, Таннер. Ты еще ни разу не подводил меня.

— Все когда-нибудь случается в первый раз, — сказал я.

Наш маленький охотничий караван состоял из трех бронированных наземных машин. Кагуэлла, Гитта и я ехали в первой машине, которую вел Дитерлинг. Небрежно опустив обе руки на джойстик, он вез нас по заросшей тропе. Он знал здешние места не хуже, чем гамадриад. Мне и сейчас больно при мысли о том, что он мертв.

Следом за нами, во второй машине, ехали Вайкуна и еще трое моих людей — Летельер, Орсоно и Шмидт. У каждого из этой тройки был за плечами не один год службы в джунглях. Третья машина везла тяжелое вооружение — в том числе гарпунные ружья упыря Вайкуны, а также боеприпасы, медицинские комплекты, пищевые рационы, запасы воды и надувные палатки-купола. Эту машину вел один из старых проверенных служак Кагуэллы, а Родригес сидел позади с дробовиком, держа под прицелом тропу — на тот случай, если кто-нибудь попытается напасть на нас с тыла.

На приборной доске красовалась карта Полуострова, поделенная на секторы. Наше положение на данный момент было обозначено мигающей синей точкой. В нескольких сотнях километров севернее, на той же тропе, по которой двигались мы, горела мигающая красная точка, которая мало-помалу перемещалась в южном направлении. Это был отряд Рейвича; они полагали, что движутся скрытно, но их выдавало излучение, которые отслеживал Оркагна. Они проходили по пятьдесят-шестьдесят километров в день — весьма неплохо для передвижения в джунглях. Мы планировали разбить лагерь, когда Рейвич подойдет на расстояние дневного перехода.

Тем временем мы пересекли южную границу ареала королевских кобр. Глаза Кагуэллы горели нетерпением, его взгляд обшаривал джунгли в поисках неторопливого движения огромного тела. Взрослые особи двигаются степенно и неторопливо — они настолько неуязвимы для любых природных хищников, что не развили в себе никаких защитных инстинктов. Единственное, что заставляет гамадриад двигаться — это голод. Кроме того, их цикл размножения включает миграцию. Если верить Вайкуне, у них нет даже того, что мы называем инстинктом самосохранения. Он нужен им не больше, чем леднику.

— А вот и дерево гамадриад, — объявил Дитерлинг на исходе дня. — Судя по виду, слияние произошло недавно.

Он указал в сторону от дороги, где царил непроницаемый мрак. Мне грех жаловаться на зрение, но у Дитерлинга зоркость просто нечеловеческая.

— Боже… — произнесла Гитта, опуская на глаза инфракрасные очки-бинокль. — Какое огромное.

— Так и сами не маленькие, — сказал ее муж. Он смотрел в ту же сторону, что и Дитерлинг, напряженно щуря глаза. — Ты прав. Похоже, у этого дерева было восемь — девять слияний?

— Как минимум, — согласился Дитерлинг. — И последнее, возможно, еще не закончилось.

— То есть… дерево еще теплое?

Я понял, к чему он клонит. Там, где есть дерево с недавно наросшими слоями, могут находиться и почти взрослые гамадриады.

Мы решили разбить лагерь на ближайшей прогалине, метрах в двухстах впереди по дороге. Водители нуждались в отдыхе после того, как целый день пробирались через заросли, а машины успели получить мелкие повреждения, которые было необходимо исправить прежде, чем снова отправляться в путь. Мы не торопились достичь места, где планировали устроить засаду, и Кагуэлла решил немного поохотиться перед сном в окрестностях лагеря.

Я воспользовался моноволоконной сенокосилкой, чтобы расчистить прогалину, затем помог накачивать палатки-купола.

— Пойду прогуляюсь, — сказал Кагуэлла, похлопав меня по плечу. Он был в охотничьей куртке, с переброшенной через плечо винтовкой. — Вернусь примерно через час.

— Будьте осторожнее со змеями, — полушутя предостерег я.

— Это просто прогулка, Таннер.

Я протянул руку к стоявшему перед палаткой складному столику, на котором размещалось кое-что из нашего оборудования.

— Если собираетесь далеко, — я поднял со столика инфракрасные очки-бинокль, — не забудьте вот это.

Он помедлил, потом взял у меня прибор и сунул его в нагрудный карман рубашки.

— Спасибо.

Кагуэлла шагнул из островка света с палатками, на ходу снимая с плеча винтовку. Разобравшись с первой палаткой, которая предназначалась Кагуэлле и его супруге, я отправился на поиски Гитты, чтобы сообщить ей об этом. Она сидела в кабине машины с дорогим электронным блокнотом на коленях и, небрежно постукивая по клавишам, бегло просматривала страницы какого-то поэтического сборника.

— Ваша палатка готова, — сказал я.

Она закрыла блокнот с видимым облегчением и позволила мне проводить ее к входу в палатку. Я заблаговременно проверил прогалину на предмет потенциальной угрозы — например, мелких ядовитых родственниц гамадриад, которых мы называли «вьюнами», — но ничего не обнаружил. Гитта шла неуверенно, боясь шагнуть за пределы ярко освещенного участка земли, несмотря на мои заверения.

— Ну как, наслаждаетесь путешествием? — спросил я.

— Это шутка, Таннер? По-вашему, я могу этим наслаждаться?

— Я говорил ему, что будет лучше для всех, если вы останетесь в Доме Рептилий.

Я расстегнул «молнию», открывая вход в палатку. Роль прихожей играл крошечный воздушный шлюз — благодаря ему палатка не съеживается всякий раз, когда кто-то входит или выходит. Мы установили палатки треугольником, соединив их короткими герметичными коридорами. Генератор, наполнявший палатки воздухом и придававший им форму, был невелик и работал бесшумно.

— Вы полагаете, что это подходящее место для женщины, Таннер? — спросила Гитта, шагнув внутрь. — Если не ошибаюсь, подобные устройства вышли из употребления еще до старта Флотилии.

— Нет, что вы… — пробормотал я, стараясь, чтобы мой тон не казался извиняющимся. — Я вовсе так не думаю.

И вознамерился застегнуть наружную дверь, чтобы Гитта могла войти в палатку в одиночестве.

Но она подняла руку, не позволив мне коснуться «молнии».

— Хорошо, а что вы думаете?

— Думаю, что здесь произойдет нечто не слишком приятное.

— Вы имеете в виду засаду? Забавно, а я бы никогда не догадалась.

Я почувствовал себя идиотом.

— Гитта, поймите, что вы не все знаете о Кагуэлле. Да и обо мне тоже, если уж на то пошло. О том, чем мы занимаемся. Что за работу выполняем. Думаю, скоро вы поймете, что это такое.

— Зачем вы мне это говорите?

— Полагаю, вам лучше быть к этому готовой, вот и все. — Я оглянулся через плечо на джунгли, в которых исчез ее муж. — Мне нужно заняться другими палатками, Гитта.

— Да, конечно, — ответила она. В ее голосе было что-то странное.

Она пристально смотрела на меня. Возможно, это была игра света и тени, — но в эту минуту ее лицо показалось мне сверхъестественно прекрасным, словно портрет кисти Гогена. Наверно, именно в тот момент я полностью осознал, что готов предать Кагуэллу. Эта мысль постоянно была рядом, но понадобился этот миг обжигающей красоты, чтобы высветить ее. Интересно, принял бы я это решение, если бы тени упали на ее лицо чуть иначе?