— Если ты всемогущ, зачем тебе Гоевин? — полюбопытствовал я.

— Я всемогущ на одном материке. Я, разумеется, мог бы выйти и присоединить к себе и вторую часть насильно. Но, боюсь, тогда бы Земля просто уничтожила бы Амбер как планету. Мне же нужна безграничная власть над этой планетой. И Земля отдаст мне ее, когда Себастьян Гоевин добьется своего.

Президент помолчал и добавил:

— Больше не смею вас задерживать.

Экран потух.

Засов отодвинули, распахнулась дверь. Аудиенция закончена.

Тот, кто имеет союзников, уже не вполне независим.

Г. Трумэн

Костюмчик проводил нас на улицу, где у подножия мраморной лестницы нас дожидался все тот же лимузин, только Главный с секретарем исчезли, даже водитель оказался не тот.

— А где прежний? — спросил Крысобой.

— Арестован, — коротко ответил шофер и в сердцах добавил: — Вот сука, изменником оказался. Он с федералами сотрудничал. Наши тайны сдавал. Кто бы подумал?.. Такое высокое положение, а туда же…

Водитель с горечью и красноречиво распространялся про Главного с секретарем. Их обвиняли в государственной измене.

Внезапно шофер замолк и больше не произнес ни слова. Мы забрались в автомобиль и откинулись на диваны.

— Куда поедем? — черное стекло сползло вниз и высунулся побледневший, сникший водитель.

— Электронный думает, что мы поедем на космодром, — стал размышлять я вслух. — Но за нами только через два дня прилетят. Так что как-то занять себя надо.

— Я когда-то был в этой части Амбера, — сообщил Марк.

Крысобой наклонился к водителю.

— Вези-ка ты нас, батенька, в «Звездоскоп ГО», — велел он.

Шофер кивнул и зарастил окно.

— Звездоскоп — это что? — поинтересовалась Рената.

— Одна из лучших гостиниц на всем Амбере, — ответил Марк и добавил: — Если мне не изменяет память…

«Звездоскоп ГО» — высоченное, может, этажей сто, а то и больше, здание, похожее на коралловый риф, вытянутый вверх. Вершину гостиницы украшала телескопная труба, нацеленная на звезды. Тысячи окон сверкали на солнце разноцветными стеклами. Зеленые, красные, фиолетовые, желтые, черные. Свет преломлялся в стеклах и падал на асфальт к подножию гостиницы, где скучал швейцар, облаченный в длинную до пят ливрею, похожую на военную шинель покроя двухсотлетней давности.

Лимузин затормозил перед парадным входом. Старик-швейцар бросился открывать нам дверь. Я выпрыгнул на асфальт. Следом появился Крысобой. Последней Рената. Из лимузина выглянул водитель.

— Пока. Свободны, — высокомерно сказал Крысобой. — К восьми вечера. Без опозданий.

Марк возглавил нашу процессию. Я шел позади него и ворчал:

— А ты уверен, что нам сюда? Может, лучше отдохнем где-нибудь в парке?

Он не удостоил меня ответом.

Швейцар услужливо открыл нам стеклянные двери и, поклонившись, пропустил нас вперед.

Мы очутились в просторном холле, отделанном позолотой, завешанном коврами и зеркалами. Крысобой направился к стойке, переговорил с портье и вернулся к нам. Откуда-то из внутренних комнат вынырнула стайка ребят лет десяти в униформе коридорных, но, увидев, что вещей у нас нет, мальчишки опечалились и сгинули. Остался только один, которому выпала судьба проводить нас до номера. Он вертел в руке пластиковую карточку-ключ.

У номера Марк избавился от мальчишки, сунув ему пару мятых кредиток.

Я упал на диван и зажмурился.

— Что-то я не понимаю, куда делись все встречающие? Мы вроде бы как правительственная делегация, а нас просто кинули? — возмутилась Рената.

— А наш Электронный всех расстрелял. Тем более он рассчитывал, что мы тут же уберемся с планеты, — пояснил Крысобой, направляясь к бару.

— Пиво есть?.. — спросил я.

— Все! Я в душ, — сказала Рената.

Она исчезла в проеме одной из дверей. Вскоре из ванной донесся шум воды.

— Да тут никакого пива нет. Только вино и водка, — доложил Крысобой, наливая себе «Зеленой Водки» (так было написано на этикетке). Только почему эту водку назвали зеленой, я не знаю. Явно не за цвет. Цвет вышеупомянутый напиток имел обыкновенный: водочный, прозрачный.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Крысобой, опрокидывая в горло стопку.

— О чем? — рассеянно уточнил я.

— О гоевинских планах? О том, что ты…

Я приложил палец к губам, запрещая говорить.

— Ты что, не помнишь, наш Электронный все слушает. Так что поосторожней, — предупредил я. — Все вопросы обсудим на борту бота. Там и выясним.

Я вздохнул, поднялся и предложил:

— Пошли в ресторан?..

Крысобой покачал головой, отнекиваясь.

— Тогда я один. Пива выпью.

Я вышел из номера и направился к лифтам. Я хотел побыть один. Я знал, что Марк откажется, а мне нужно было разобраться с мыслями, чтобы никто не мешал. Слишком много накопилось информации, которую стоило разложить по полочкам и попытаться вплести в общее полотно, — может, тогда и картинка получится.

Я понимал, что интуиция не обманула меня. Мне и прежде казалось, что нити соединялись в руках Гоевина. Теперь я знал это абсолютно точно. Но благодаря электронному человеку мне стало известно о каком-то заговоре, который возглавлял Себастьян Гоевин. Только что это за заговор, кто в него включен — этой информации у меня не было. Черные пятна на проявленной фотографии. Из-за них изображение остается бессмысленным — абстрактным. Лишь маленькое окошечко четко обрисовалось, и в этом окошечке мой портрет. Я чувствовал, что в заговоре мне отведена важная, если не сказать ведущая, роль.

Лифт остановился на первом этаже. Я покинул кабину и вышел в холл. Я направился к стойке, чтобы спросить портье, где у них ресторан, но на полпути запнулся и изменил траекторию, стараясь втянуть голову поглубже в туловище, точно страус в песок. Я увидел мужчину и женщину, которые мялись возле стойки. Судя по позам и суетливому поведению портье, они заказывали номер. Мужчина и женщина выглядели безобидно, и если бы я их не знал, то не воспринял бы всерьез. У стойки скучали, заполняя анкеты, Гвинплей Плант и Илла Сливович.

«Да что же это такое? — мысленно выругался я. — Где я ни появлюсь, тут же натыкаюсь на Гвинплея и эту дрянь?»

Я прошел к креслам в холле, где сидели старики и некоторые постояльцы. Почти все диваны были заполнены, но пара свободных мест отыскалась. Я сел вполоборота к портье, чтобы контролировать ситуацию, нагреб в кармане мелочь и опустил ее в газетную стойку, возвышавшуюся рядом. Достав свежий выпуск «Амберских независимых новостей», я развернул газету и стал просматривать ее, продолжая следить за Плантом и Сливович.