Молодая женщина взяла поводья и повела лошадь к сараю. Стиснув зубы, еле сдерживая слезы, она снова была готова все послать к черту, включая свою пресловутую репутацию и любовь к Тошану. Учитель последовал за ней и закрыл тяжелую дверь сарая. Внутри царил полумрак, но Эрмина, казалось, освещала его своими светлыми волосами и молочно-белой кожей.

— Овид, обнимите меня! — взмолилась она. — День за днем я делаю нечеловеческие усилия, но я совершенно потеряна. Мне больше не хочется ни петь, ни готовить — мне ничего не хочется, кроме как быть рядом с вами. Молчание моего мужа рождает во мне ужасное ощущение, что я уже вдова.

Он распахнул свою куртку и мягко притянул ее к груди. Она скользнула руками по его худощавому торсу и потерлась щекой о его щеку.

— Эрмина, в ближайшем будущем я больше не смогу утешать вас по-своему ни здесь, ни где-либо еще. Обещаю, я останусь вашим другом, но я решил снова жениться.

— Как? — изумленно воскликнула она, отшатнувшись. — И почему? Вы тоже хотите меня бросить?

— Нет, вовсе нет, — заверил он. — Но то, что тогда произошло у меня в конюшне, больше не должно повториться. Если бы вы были свободны, я бы на вас женился. Мне очень нравится ваше общество, я даже счастлив всякий раз, когда приезжаю в Валь-Жальбер, но я хочу установить между нами крепкую, непреодолимую преграду. Я много думал и пришел к такому выводу. Я должен жениться. Помолвка намечена на Новый год.

— Так значит, вы меня не любите! — бросила она. — Все ваши громкие заявление ничего не стоят.

Чувствуя себя уничтоженной, Эрмина отошла к лошади. Сраженная новостью, женщина дрожала всем телом. Овид не сводил с нее глаз. Сейчас она казалась ему особенно красивой за счет этой слабости, исходящей от нее.

— И кто это? — холодно спросила она. — Вы проповедовали преимущества холостяцкой жизни, свободы… и вдруг находите родственную душу, свою судьбу!

— Это образованная девушка, разделяющая мои идеи. Я давно ее знаю. Она подруга моей сестры, тоже вдова и мама шестилетнего мальчика. Неужели вы меня ревнуете?

В ответ Овид услышал лишь сдавленное рыдание. Эрмина плакала, прислонившись к перегородке. Она молча смотрела на него с таким потерянным и отчаявшимся видом, что он рассердился.

— Но что я могу сделать для вас, в конце концов? — воскликнул он. — Мне нужен этот брак, чтобы обрести покой, научиться любить свою жену. Разве вы согласитесь на развод? Нет! Никто не разводится с солдатом, сражающимся вдали от родины! Или, может быть, вы любите меня больше своего мужа? Нет, я так не думаю. И если однажды я смогу на вас жениться, это будет означать, что красавец метис, ваш Тошан, мертв. Какая роль мне достанется в этом случае? Держать в объятиях Эрмину, убитую этой потерей, спать рядом с ней, когда ее душа, сердце и тело будут без конца звать того, кого она любила, единственного мужчину на свете! Я уверяю вас, как только объявится ваш муж, вы навсегда забудете обо мне. Да признайтесь же в этом! Я всего лишь запасное колесо, спасательный круг, за который вы ухватились.

Он бросился к ней и встряхнул ее за плечи.

— Эрмина, это ультиматум! Если мое намерение жениться так вас ранит, скажите об этом прямо. Мы станем любовниками, а когда Тошан вернется, вы разведетесь.

Она принялась вырываться, сбитая с толку и разозлившаяся в свою очередь.

— Нет, я люблю его, разумеется, я люблю только его! — закричала она, рыдая в голос. — Но я завидую этой девушке, о которой вы говорите, потому что у нее будет настоящая семья, мужчина рядом ночью и днем, кто-то замечательный, нежный и забавный. Вы будете принадлежать ей, Овид, и перестанете приезжать сюда.

Он отпустил молодую женщину, в замешательстве глядя на нее.

— И все же я приеду. Наша дружба дорога мне, даже необходима. Жениться для меня также лучший способ не потерять вас навсегда, Эрмина. Если бы я поддался желанию, которое вы у меня вызываете, любви, которую я испытываю к вам, заранее зная, что она обречена, это разлучило бы нас. Поэтому перестаньте плакать! Лучше пойдемте в тепло и выпьем чаю.

— У меня и так не было желания праздновать Рождество. Из-за вас этот праздник станет и вовсе невыносимым. Вам необязательно было говорить о своей женитьбе именно сейчас. Вы жестокий, безжалостный человек! Мысль о том, что вы меня любите, хотя и напрасно, что я дорога вам… была для меня утешением.

— И после этого я — жестокий, — насмешливо сказал Лафлер.

— Вы разочаровали меня, Овид. Будет ли счастлива с вами ваша жена, если, как вы утверждаете, вы все еще меня любите и желаете?

— Полагаю, да! Она хочет того же, что и вы: стабильной семьи, отца для своего сына, мужчину в своей постели.

Эрмине захотелось дать ему пощечину. Но он был прав. Внезапно она сдалась, осознав очевидное. Овид только что освободил ее от гнетущих сомнений. Никто не сможет занять место Тошана. В эту же самую секунду она поняла, что поедет в Париж. Пересечь океан, приземлиться в Европе значило приблизиться к своему любимому и единственному, которого унес от нее суровый ветер войны.

— Идемте, дорогой друг. Мадлен, должно быть, уже приготовила чай. Надеюсь, вы не забыли привезти мне мой фотоаппарат?

— Конечно нет, — ответил Овид тем же бесстрастным тоном.

Она пошла перед ним, легкая и грациозная. Ему захотелось схватить ее за талию и овладеть ею, сделать своей прямо здесь, на земляном полу, но он понимал, что это бессмысленно. Интуиция подсказывала ему, что Эрмина только что ускользнула от него навсегда.

В грузовике своего брата, в километре от «маленького рая», Шарлотта предавалась мечтам, безразличная к тряске и радостным крикам Мукки и близняшек, сидевших сзади. В машине возникла поломка двигателя, когда они еще не доехали до Роберваля, и это задержало их.

Закрыв глаза, Шарлотта заново переживала каждую минуту своих визитов на мельницу Уэлле. Снег стал ее сообщником, заметая следы, которые она оставляла ночью. «Я ходила туда во вторник вечером, в четверг вечером и вчера тоже. Мне удалось отнести ему два одеяла, постельное белье и мольтоновое покрывало. А еще бисквиты, свежий хлеб и горячий кофе! Господи, как же он был счастлив, когда пил кофе! Мирей задвинула в глубину шкафа термос, слишком маленький на ее вкус, а мне он очень даже пригодился. Людвиг был так удивлен!»

— Шарлотта, ты спишь? — крикнул Онезим. — Могла бы и поболтать немного со своим братом. Я не так часто тебя вижу.

— Извини, — ответила она, открывая глаза. — У меня от запаха бензина разболелась голова.

— Машина без бензина не поедет. И тебе повезло, что я еще могу его раздобыть! Правительство твердит, что бензин нужно экономить, но вам с мадам Лорой всегда нужно куда-то ехать — то в Роберваль, то в Шамбор.

Шарлотта вздохнула, коснувшись рукой лба. Онезим не стал настаивать.

«Да, я пойду к нему сегодня вечером, потому что я хочу, чтобы он снова поцеловал меня. Как же это приятно — целоваться в губы!» — думала она, порозовев от удовольствия.