– А теперь позвольте мне показать вам, как проводится проверка, – сказал Смитбек, выдвинул ящик и сунул руки между папками, подняв изрядный клуб пыли. Из первой папки торчала желтая картонка с какими-то индексами. Журналист схватил ее и поднес к глазам. Оказалось, что это каталог всех дел, находящихся в этом ящике. Имена были расположены в алфавитном порядке, все картотеки были датированы, и, кроме того, здесь же имелись отсылки к другим имеющим отношение к этому человеку документам. Замечательно. Слава музейным бюрократам позапрошлого века!

– Всегда начинайте с индекса, – наставительно произнес Смитбек и помахал перед носом стража желтой картонкой.

Страж согласно кивнул.

– Они содержат сведения о всех хранящихся в данном шкафу картотеках. После этого вы проверяете наличие картотек. Эта Процедура и называется проверкой.

– Понимаю, сэр.

Смитбек быстро пробежал глазами имена на карте и, не увидев среди них имени Ленга, сказал:

– А теперь проверим год тысяча восемьсот семьдесят девятый. Выдвиньте, пожалуйста, ящик.

– Слушаюсь, сэр.

Смитбек достал индекс за 1879 год. И здесь Ленг не был упомянут.

– Вам следует действовать с величайшей осторожностью, – продолжал свои поучения журналист. – Хранящиеся здесь документы имеют непреходящую историческую ценность. Откройте следующий.

– Есть, сэр.

Проклятие. И здесь ничего не говорится о Ленге.

– Давайте быстро проверим еще несколько лет.

Смитбек попросил охранника открыть еще несколько шкафов и принялся поспешно просматривать желтые картонки, не забывая давать О'Нилу ценные указания. Годы неуклонно катились вспять, и Смитбек начал впадать в отчаяние.

И вот в индексе за 1870 год ему в глаза бросилось нужное имя.

Ленг!

Его сердце забилось чаще. Забыв об охраннике, Смитбек принялся лихорадочно перебирать картотеку на букву "Л". Затем, замедлив поиск, он просмотрел нужную букву еще раз. Потом еще. Но дела доктора среди них не оказалось.

Ленг побывал здесь первым.

Смитбек чувствовал себя так, словно на него рухнула скала. А ведь это была великолепная идея!

Журналист выпрямился и взглянул в растерянное, испуганное лицо охранника. Полный провал. Он совершенно напрасно запугал до полусмерти бедного мальчишку. Какая растрата умственной энергии и драгоценного времени! Это означает, что все надо начинать с нуля.

Смитбек понимал, что из архива пора смываться. Балджер мог вернуться с минуты на минуту. И к дискуссии он наверняка расположен не будет.

– Сэр? – робко произнес юный охранник.

Смитбек вяло задвинул ящик, взглянул на часы и утомленно сказал:

– Мне пора возвращаться. Продолжайте нести вахту. Вы отлично работаете, О'Нил. Действуйте в том же духе.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Мистер Фэннин...

В первый момент Смитбек не мог понять, к кому обращается юный страж. Но вспомнив, что мистер Фэннин – это он сам, журналист сказал:

– Слушаю вас.

– Скажите, а копии картотек тоже надо проверять?

– Копии? – переспросил Смитбек.

– Да. Те, что находятся в особом хранилище.

– В особом хранилище?

– Да. Там, за стеной.

– Ах да, конечно. Благодарю вас, О'Нил. Это мой недосмотр. Покажите мне хранилище.

Молодой охранник провел журналиста к стальной двери в дальней стене комнаты. В центре двери сверкал штурвал, похожий на корабельный.

– Вот здесь.

– Вы можете его открыть?

– А его и не запирают. С тех пор, как был отменен особый режим хранения.

– Понимаю. И как же выглядят эти копии?

– Это дубликаты всех хранящихся в шкафах картотек.

– Что ж. Пожалуй, стоит взглянуть. Открывайте.

О'Нил, с трудом потянув дверцу, открыл взору небольшую, сплошь заставленную шкафами комнату.

– Давайте взглянем... ну, скажем... на год тысяча восемьсот семидесятый.

– Вот, – оглядев внутренности хранилища, сказал охранник.

Смитбек подошел к шкафу и выдвинул ящик. Копии были сделаны на самых ранних образцах фотобумаги и походили на старинные фотографии – выцветшие и туманные. Смитбек принялся перебирать глянцевитые листки и довольно быстро добрался до буквы "Л".

Вот оно. Разрешение, выданное Эноху Ленгу и датированное 1870 годом. Несколько страниц светло-коричневого цвета с записями от руки, сделанными тонким неразборчивым почерком. Смитбек одним быстрым движением извлек листки из папки и сунул их в карман пиджака, замаскировав свои действия громким кашлем.

– Отлично, О'Нил, – сказал он, обращаясь лицом к молодому человеку. – Но эти картотеки тоже надо обязательно проверять.

Выйдя из хранилища, Смитбек продолжил:

– Что же, О'Нил, вы работаете хорошо, за исключением проверки картотек. Но это дело исправимое, и я замолвлю за вас слово.

– Благодарю вас, мистер Фэннин. Я стараюсь. Очень стараюсь...

– Если бы я мог сказать это и о Балджере... Очень рад, что мне довелось встретить здесь по-настоящему ответственного работника.

– Вы совершенно правы, сэр.

– Желаю успеха, О'Нил, – бросил Смитбек и начал поспешный отход.

Это было сделано вовремя. В зале птиц он встретился с Балджером. Лицо старшего охранника было покрыто красными пятнами. Он шагал, заложив большие пальцы рук за пояс. Висящие на ремне ключи откликались на каждый его шаг позвякиванием, а брюхо воинственно колыхалось. Одним словом, мистер Балджер был вне себя от гнева, или, выражаясь менее изящно, писал кипятком.

Когда Смитбек добрался до ближайшего выхода из музея, ему стало казаться, что драгоценные бумаги уже успели прожечь здоровенную дыру в подкладке его пиджака.

Оказавшись в безопасности на улице, Смитбек нырнул с Семьдесят седьмой улицы в Центральный парк и плюхнулся на скамью рядом с прудом. На смену ясному и прохладному осеннему утру уже пришел сверкающий всеми красками теплый день бабьего лета. Смитбек вдохнул полной грудью чистый воздух парка и еще раз подумал, что является непревзойденным репортером – гордостью журналистского цеха. Брайс Гарриман и за год не раздобыл бы этих бумаг, как бы ни лез из кожи вон. Трепеща от чувства сладостного предвкушения, Смитбек извлек из кармана пиджака три драгоценных листка.

Это были старинные выцветшие фотокопии. Разобрать, что там написано, можно было лишь ценой огромных усилий. На первом листке было напечатано: «Просьба о допущении к фондам Американского музея естественной истории».