У нее не хватало слов утешения, но она в состоянии найти в себе смелость достучаться до его сердца. Он слишком долго оставался один. Она должна была разделить его бремя, если любила Слоана.

Неуклюже, не зная толком, как подойти, Саманта встала с кресла. При первом же ее движении Слоан вскочил на ноги и бросился к двери.

– Ты хочешь пойти переодеться и отправиться к отцу? Не буду тебе мешать.

Ей захотелось дать ему пощечину. Саманта умела привести человека в чувство. Она встала в дверях и скрестила руки на груди.

– Я тебе не Мелинда, – медленно и сухо сказала она. – Ты не уйдешь от меня, Слоан Толботт-Монтгомери или кто ты там еще! Если тебе со мной нелегко, скажи, в чем дело, – здесь и сейчас, и мы все уладим. Но не делай вид, будто меня не существует.

Слоан смотрел на нее так, словно она сошла с ума. Тем не менее он на мгновение засмотрелся в распахнутый ворот ее сорочки. Тепло и робость одновременно поднялись в душе девушки, но она не стала поправлять ворот.

– Я знаю, что ты существуешь, Саманта. Ты сумела стать очень заметной за эти полгода. А если ты немедленно не уйдешь с моей дороги, то станешь еще заметнее. Я слишком долго себя ограничивал, и ты прекрасно это знаешь.

Что ж, она ему сейчас ответит. Он без обиняков указывал на свое слабое место. Холодно улыбнувшись, Саманта потянула за пояс, и халат соскользнул на пол.

– Теперь я достаточно заметна – или тебе нужно большего? – спросила она.

Взгляд его стал неподвижным, но руки прекрасно знали свое дело. Мозолистые, шершавые пальцы коснулись ее нежных грудей и приподняли их.

У Саманты внезапно захватило дух, но она ни о чем не сожалела. Их словно ударило током, и холодный, отстраненный взгляд Слоана потеплел, потом вообще стал горячим и голодным и наконец наполнился страстью. Она ощущала этот взгляд так же, как его руки на себе.

Со страстью, о которой она и сама не подозревала, Саманта вцепилась в плечи Слоана и впилась в его губы. Пуговицы мужской рубахи вдавились ей в грудь, пуговицы брюк – в живот, но само прикосновение их взметнуло в ней настоящее пламя.

Через секунду ее ноги оторвались от пола, и Слоан понес девушку в спальню.

Саманта тотчас прильнула к его шее, целуя всюду, где могла достать. Слоан зарычал и бросил ее на простыни, но она тут же встала на колени, чтобы помочь ему стянуть рубашку.

Руки не задержались на волосатой широкой груди, они немедленно опустились ниже и набросились на ряд пуговиц на его брюках. Он вырвал их с мясом, когда напряжение его разбуженной плоти стало затруднять ее действия. На нем были сменные трусы, и только одна ленточка стягивала их. Саманта как зачарованная смотрела на мужской орган, который закачался перед ней, лишь только последняя одежда была сброшена. Потом, на ходу вспоминая прошлые уроки, она наклонилась и поцеловала его.

Слоан взревел как дикарь. Он снова толкнул ее на постель и накрыл одним движением. Затем впился ей в рот, проник в него языком, губами, зубами, мял в руках ее груди.

Саманта приоткрыла для него губы, вцепилась в плечи, изгибаясь ему навстречу, и развела ноги в стороны.

Она хотела, чтобы он поскорее вошел. Хотела его теперь и навсегда и любым возможным способом. Ей бы никогда и в голову это не пришло, если бы он не делал все как надо.

Когда он вошел в нее, она была более чем готова. Слоан наполнил ее до конца, она почувствовала, что не может принять больше, но он показал ей, что она неправа, и вонзился еще глубже. Саманта ловила ртом воздух, цеплялась за него и старалась угнаться за его бешеными толчками, пока не растворилась в нем полностью и уже позволяла делать с собой все что угодно.

Толботт в экстазе взревел, и страсть унесла их в тот хаос, где раздельно они уже не существовали. Конвульсии любви надолго сделали их невесомыми, освобождая от боли и бремени. Все покровы спали, все уязвимые места открылись.

Постепенно Саманта пришла в себя и ощутила сильные руки Слоана. Он не лежал на ней больше, но ноги их были сплетены, и ощущение его волос на ее нежной коже создавало неповторимое впечатление. Он был весь наполнен этой мощной мужской силой, но она уже сделала кое-какие выводы за эти последние месяцы. У нее была власть над этой силой – власть, которой следовало распоряжаться очень разумно.

– Удовлетворена? – насмешливо пробормотал он, когда она повернулась к нему.

– Свинья, – прошептала она беззлобно, когда его рука снова накрыла ей грудь. Она решила, что он смеется, и поуютнее устроилась в его объятиях.

– Когда ты выйдешь за меня, то за грехи будешь наказывать меня так до конца моих дней?

– Можешь не сомневаться, – спокойно ответила она, водя пальцем по его груди.

Слоан не сразу ответил на этот выпад, а почему-то взвесил ее груди на своей ладони, потом провел рукой по животу и стал методично надавливать в разных местах, пока она не возмутилась и не отбросила его руку.

– Я тебе не манекен для упражнений в физикальном исследовании!

Теплые серые глаза внимательно посмотрели на девушку.

– Нет, конечно. Ты беременна.

На Саманту словно вылили ушат холодной воды. Она смотрела на Слоана, но в глазах его не читалось никаких эмоций. Да он же говорил ей, что не хочет детей! Девушка скользнула встревоженным взглядом по своему животу. Ничего не заметно. Может, груди чуть пополнели? Трудно сказать.

– Не может быть!.. – пробормотала она растерянно.

– Когда у тебя были последний раз месячные? – Голос Толботта звучал очень спокойно.

Она порылась в своих беспорядочных воспоминаниях и покачала головой.

– Надо справиться в календарике. Я не помню. – Она опять с беспокойством взглянула на него. – Мы же предохранялись, я помню! И дни были благоприятные…

Улыбка удовольствия тронула его губы.

– Интересно, что ты называешь благоприятными днями?

Глаза ее вспыхнули.

– Ну конечно! В конце января мы ездили в Сан-Франциско, а месячные у меня были за две недели до этого. Так что я никак не могла забеременеть. Тебе снится! – Но теперь она уже сомневалась в своей правоте и, прикусив губу, растерянно смотрела на Слоана, ожидая подтверждения своих слов.

Веселые чертики в его глазах тотчас исчезли, как только он увидел этот ее растерянный взгляд. Приподняв пальцами ее подбородок, он сказал:

– У тебя будет ребенок, Сэм. Не знаю, что там говорил тебе отец, но ты все перепутала. Это было самое неблагоприятное время месяца. И если с тех пор у тебя не было кровей, то никаких сомнений в этом нет. Ты носишь под сердцем нашего ребенка. Это делает тебя несчастной?

– Скорее напуганной, – отозвалась она. – Причем все больше и больше. Ты меня теперь возненавидишь?