Казалось бы, о чём ему ещё беспокоиться, кроме этого, но он беспокоился. Не меньше пленных и сокровищ его волновали и солдаты. Настроение в ротах.

— Всё слава Богу, — отвечал ему капитан-кавалерист. — На заре все тронулись в дорогу, всё было хорошо. Часть должна уже подойти, а телеги будут к вечеру.

— Что говорят офицеры о настроениях солдат?

— Да ничего, — отвечал капитан. — Кажется, ничего особенного не говорили.

— Что ж, хорошо, буду ждать. А что у вас с людьми?

— С учётом выбывших четыреста двадцать восемь человек, — рапортовал капитан. — А ещё по дороге до Эшбахта будут люди. Может, и четыреста пятьдесят человек наберётся. Люди все довольные.

— А сами люди-то хороши, лошади не больны ли? — интересовался кавалер, ещё не понимая, куда клонит капитан.

Фон Реддернауф пожимал плечами:

— Есть и хорошие, есть и похуже. Только вот у меня теперь ещё один капитан из набранных есть. Местный, из Ланна, говорит, что с вами знаком.

— Со мной знаком? И что? — всё ещё не понимает Волков и тут же догадывается. — А, так вы капитан и он капитан… Получается, что вы ему не указ? Вас теперь вроде как в полковники следует произвести?

— Больше четырёх сотен человек в моём отряде, может, и пять будет, если Бог даст, — продолжает фон Реддернауф всё так же вкрадчиво, — по меркам кавалерийским то уже полк.

Это так. Пятью сотнями кавалеристов командовать полагается полковнику. Но уж больно немалое содержание у полковника, да ещё и на долю в трофеях он претендует совсем не на ту, что капитан. Ко всему прочему, не всеми порядками доволен был Волков в эскадронах фон Реддернауфа, уж больно много позволял фон Реддернауф своим людям, потому генерал и говорит:

— В терциях, где служил капитан Роха, есть такое звание «старший», это заместитель полковника.

— Звание «майор» мне известно, — говорит капитан и кивает.

— И содержание он получает такое, которое как раз находится посередине между содержанием капитана и полковника.

— Меня и чин, и содержание майора вполне устроят, — сразу соглашается кавалерист.

«И слава Богу».

Волков сейчас готов раздавать и звания, и деньги, и посулы. Ему было очень важно, чтобы офицеры были им довольны. Чтобы были на его стороне, ведь солдаты на его стороне точно не будут. Большинству солдат в кантоны идти воевать не хочется. Уж больно горцы страшны, больно свирепы и жестоки. И он с новоиспечённым майором продолжили смотреть набранных кавалеристов.

А после обеда появилась и следующая часть обоза. И с удивлением генерал узнал, что, обгоняя солдат и ландскнехтов, не говоря уже о телегах и пушках, шли правильной колонной пленные мужики, бабы и дети. А во главе их, на хорошем жеребце, едет сам капитан Арчибальдус Рене.

— И что, — удивлялся Волков, — не падали они от усталости? Не просили пощады, не говорили, что больше не могут?

— Всякое было, — отвечал родственник, слезая с жеребца, — но начальник обоза полковник Брюнхвальд сказал, что не допустит отставания. Потому поблажки я им не давал. А когда один мужик сел на землю и сказал, что больше идти не может, что у него в брюхе что-то там болит, так я его велел повесить, чтобы другие видели и то было им для острастки. Первые дни людишкам тяжело было, а сейчас ничего, расходились, ведь налегке идут, ни брони у них, ни железа. Шагай да шагай. В общем, с тех пор идут бодро. Правда, помирают немного.

— Немного? — Волков хотел знать, насколько немного помирают его людишки.

Капитан бодро отчитывался, словно заранее доклад готовил:

— Один мужик немолодой, две бабы хворые, одна из них тоже немолода, да два хворых чада. Ах, да, ещё один сбежал, кавалеристы его сыскали, так подлец прыгнул в реку, сбежал или утоп, нам неизвестно. Не нашли его.

— А монах где? — спрашивал Волков, оглядывая людей, что усаживаются вдоль обочины дороги.

На вид люди хоть и грязны, хоть и усталы, но кажутся вполне упитанными.

— Обычно в конце колонны с последними шёл, — отвечал капитан, — да вон он идёт.

А монах уже подходил к генералу, кланяясь и улыбаясь, и Волков был рад видеть его:

— Ну, как ты, брат монах?

— Что со мной будет? Как вы, господин? Как болезнь ваша в груди? Не докучает?

— Помогло твоё зелье поначалу, а после хворь долечил один искусный лекарь.

— Искусный лекарь? — удивился брат Ипполит и потом, поняв, о ком идёт речь, добавил: — Ах вот как!

А Волкову разговоров было уже достаточно, и он говорит:

— Друзья мои, обещал я архиепископу сто душ мужиков.

— Сие очень щедро, — заметил капитан Рене.

Волков так скривился, что и он, и монах поняли, что обещание это кавалер дал не с радостью, и продолжил:

— Отберите сто мужиков для Его Высокопреосвященства, отберите самых старых и квёлых, коли у них будут семьи, так не разлучайте, пусть бабы их и дети с ними идут. В общем сто душ мужиков и баб с детьми, общим числом чтобы всех было не больше двух сотен. По именам перепишите и отведите на центральную площадь, туда, где стоит кафедрал архиепископа, там и его дворец рядом. Канцлеру курфюрста их по описи сдайте.

— А с остальными что делать? Дальше гнать? — спросил Рене. — Или всех остальных ждать будем?

— Нет, раз они так хорошо ходят, так пусть вперёд идут, им ещё до зимы нужно дома в Эшбахте построить, скотину закупить, землю поделить и поля распахать в зиму. Времени у них немного. Ведите их, господа. Сегодня переночуйте тут, покормите их как следует и завтра на заре выходите, обоз и провиант взяв с собой. Дальше сами пойдёте, полки тут пока останутся на пополнение.

— Будет исполнено, господин генерал, — отвечал капитан Рене.

— Хворых нет, дойдём быстро, — обещал брат Ипполит.

Карл Брюнхвальд пришёл со своим полком следом за пленными и ничего нового генералу не сообщил: дошли слава Богу, больных столько-то, померших столько-то, дезертир был всего один, так повесили его. Серебро цело, едет перед полком Эберста. Генерал и его первый помощник, чуть посовещавшись, решили встать лагерем у города на несколько дней, чтобы разобраться с пополнением.

Часть пополнения, та, что взяли в Нойнсбурге, уже была в войске, уже была распределена, но большая, главная часть новобранцев была набрана в Ланне. Теперь их нужно было распределить по ротам и полкам. Послали людей за сержантами, что нанимали солдат в Ланне, и ближе к вечеру те стали приводить в лагерь набранных солдат.

А пока их ждали, пришёл Роха со своими стрелками, приехал усталый и похудевший Максимилиан. Видно, ответственное задание молодому