Алексей наклонился к девушке, и ожерелье жемчужной змейкой скользнуло по ее шее.

Корсаков отступил на шаг назад. Лирда все еще сидела с видом жертвы, которой вдруг была дарована жизнь. Потом она медленно подняла руку и дотронулась до ожерелья. На потолке и стенах кухни на мгновение заиграли солнечные блики.

— Повернись. Я хочу на тебя посмотреть, — попросил Корсаков.

Лирда обернулась, и он увидел в ее глазах крупные слезы.

— Что с тобой? — испугался он. — Я не понимаю. Тебе нравится?

Девушка шагнула к зеркалу и долго смотрела на ровную цепочку жемчужин. Ей даже на мгновение показалось, что ожерелье похоже на… Не успела мысль полностью сложиться, как из коридора послышался яростный лай, и на кухню, разбив застекленную дверь, ворвалась дворняга. Уставившись на Лирду, она завыла и медленно осела на задние лапы, но после радостно завиляла хвостом и стала прыгать, пытаясь лизнуть девушку в нос и губы.

— Эй, что ты тут делаешь? Вот противный пес! — из ванной, едва успев обмотаться полотенцем, выскочила Китти.

— Что у вас тут происходит? — На кухне с телефонной трубкой в руке возник Бурьин и с философским спокойствием стал созерцать осколки. — Ну и кто раскокал дверь? Просто из любопытства спрашиваю, — пророкотал он.

Лохматая псина зарычала и поджала уши.

— Коротко и ясно, — сказал Бурьин. — Ладно, сегодня я великодушен. Уберите осколки и постарайтесь впредь удерживать этого зверя от буйства.

Он, подняв брови, покосился на Китти и поманил Алексея в коридор:

— У меня неплохие новости. Я дозвонился до того парня. Он заинтересовался и хочет посмотреть образцы. Приведет с собой нумизмата. Скоро они приедут.

— Отлично, — сказал Корсаков. — Пока все идет неплохо…

— Видишь ли, какое дело, — замялся Никита. — Ты же понимаешь, что все это не совсем законно и тем парням не нужны лишние свидетели. Будет лучше, если этот разговор проведу я сам… Ты ведь мне доверяешь?

— Вполне.

— Тогда уведи на время девочек. Покатайтесь немного, можешь взять машину, а к обеду возвращайтесь.

— Не волнуйся, я их уведу… Только не показывай этим парням всего сразу. Отбери с десяток монет разного веса и достоинства, а остальное запри в сейф.

— Не учи ученого. Все будет наилучшим образом! — заверил его Никита и бросил ему ключи от машины. — Желаю удачно провести время. И не перепутай девочек, помни — твоя Лида.

— Перепутать? Я Лиду ни на кого не променяю, — сказал Алексей.

— Влюбленные все так говорят. Ладно, уводи их, а я приготовлюсь считать денежки.

— Тоже неплохое удовольствие.

— Ты в этом сомневался?

За несколько секунд до взрыва шар майстрюка просочился сквозь приоткрытое окно милицейского «газика» и, теряя форму, взмыл в небо. Пожиратель был недоволен. Его задумка с фантомом не сработала. Что ж, придется еще немного подождать.

Шар Дымлы был хитер и осторожен и в той же мере, что и она, обладал даром интуитивного предвидения. По фазам луны, тени дерева на заборе, запаху ветра, шороху песка, по скрипу дверей и тысячам других неуловимых признаков он мог предугадывать некоторые грядущие события, отличить истинного носителя абсолютной материи от фантома. Шар сохранил даже память, что когда-то Лирда была его внучкой, но теперь это было уже неважно. Прошлое родство перестало что-либо значить, и весь окружающий мир делился отныне на то, что было добычей и что ею не было.

Космический стервятник сужал над Лирдой свои круги. Он давно уже был готов к решающему броску, но какое-то неуловимое и необъяснимое предчувствие останавливало его. Что-то носилось в воздухе, какая-то смутная тревога или опасение, через которое головной шар никак не мог переступить. Все приметы словно взбесились и предсказывали нечто невнятное и взаимоисключающее: так, например, туча, похожая на гриб, предсказывала успех предприятия, но тотчас же ветер, обломивший верхушку у старого дерева, пророчил шарам скорую гибель оттуда, откуда они ее не ждут. Шар Дымлы никак не мог понять, кто или что сбивает его прежде безошибочные ориентиры, и это приводило его в бешенство и тревожило одновременно.

Вот почему майстрюк не решился напасть открыто и разработал план, который, он был уверен, позволит ему овладеть добычей, несмотря ни на какие ее козни и увертки. Возможно, план этот потребует некоторой отсрочки, но он себя оправдает!

— Он подарил тебе Великое Нечто? — спросил Бнург, когда они остались на кухне одни.

— Он даже не представляет, какой подарок сделал. — Лирда приблизилась к зеркалу и вгляделась в жемчужную нить.

Сзади подошла Дымла и положила руки ей на плечи. Ее пальцы прозрачно скользнули по жемчужному ожерелью, но не ощутили ничего, кроме легкого покалывания.

— Погоди, девочка! Я попытаюсь познать его, — прошептала она. — Не шевелись и не мешай мне!

Она закрыла глаза и стала покачиваться, как сивилла. Очень осторожно, как это умела только она, Дымла попыталась проникнуть в сущность Нечто, поставить себя на его место и слиться с ним в единое целое. Какое-то время вещь оставалось непроницаемой и слияния с ней не происходило. Дымла хотела уже отказаться от своей затеи и мягко, не вызывая враждебности Великого Нечто, покинуть чужую территорию, как вдруг бесплотная сущность уступила, и Дымла оказалась там, куда она стремилась.

Дымла погрузилась в плотную пелену, затягивающую еекак дремотная трясина. Вокруг в сплошном мраке вспыхивали и тотчас потухали маленькие звездочки; Дымлу закружил медленный водоворот, и она ощутила себя словно навращающемся блюдце, которое в свою очередь тоже стояло на краю вращающегося блюдца, и так до бесконечности… Она начала было считать их, но еще глубже увязла взавораживающем меду, в котором не было ни одной мысли и ни одной заботы.

Дымла испытала внезапное желание всколыхнуть это сонное царство и закричала: «Я здесь! Я пришла! Эй ты, Кто или Что Бы Ты Ни Было, покажись мне! Ты нам необходимо!»

Но ее голос затерялся в душном медовом водовороте. Дымла вспомнила, что она бесплотный дух и, следовательно, не может увязнуть, и рассмеялась, но тотчас смех ее оборвался, потому что… она увязала. Дымла уже с провалами ощущала себя как целостную личность, и порой ей казалось, что она и есть Великое Нечто, а раз так, то незачем куда-то спешить.

Впрочем, как и у других членов ее рода, личностное начало в Дымле было очень сильно, и именно оно забило тревогу.

«Тяни же меня, чего же ты ждешь, корова?» — закричала она сама на себя и рванулась… Еще… Еще рывок — и она на свободе.

Она едва стояла на ногах и на несколько секунд даже утратила свои иллюзорные контуры, чего с ней никогда не случалось прежде.

— Великое Нечто спит… оно всегда спало, — прошептала Дымла. — И то, что снится Великому Нечто, и есть наше бытие…

— А если его разбудить? — спросила Лирда.