Все три этих составляющих ни в коей мере не исключают друг друга. Естественному отбору несвойственна расточительность, он изобретательно использует ограниченный набор доступных химических соединений и вызываемых ими чувств. Вот почему делать категоричные заявления о роли серотонина (или любого другого нейромедиатора) и уныния (или любого другого настроения) весьма рискованно. Эволюционные психологи осознают это, и потому их не удивляет, когда оказывается, что у высокой или низкой самооценки, например, может быть несколько одинаково значимых функций. Это не противоречит действительности.

Но тогда возникает закономерный вопрос: а какая же самооценка является правдивой? Если в один месяц после серии профессиональных и социальных успехов у вас подскакивает уровень серотонина и вы чувствуете себя компетентным, симпатичным и привлекательным, а в следующем месяце, после неудач и закономерного снижения серотонина, ощущаете себя абсолютно никчемным, вы не можете быть правы оба раза. Когда вы ошибались? Какая роль у серотонина? Что это, сыворотка правды или дурманящий мозг наркотик?

Вероятно, ни то, ни другое. Крайности в восприятии себя означают определенную неспособность разглядеть важные факты. Правда всегда лежит где-то посередине.

Хотя, возможно, понятие «правда» вообще лучше оставить в стороне. «Хороший» вы человек или «никчемный» – вопрос, объективно ответить на который крайне сложно. И даже когда «правда» может быть четко определена, естественный отбор остается к этому факту безразличен. Безусловно, если правдивое отображение реальности будет способствовать распространению генов, то точность восприятия или коммуникации существенно повысится. Собственно, так и происходит на практике, когда, скажем, вы запоминаете, где хранится пища, и делитесь информацией с детьми или родственниками. Однако такое случается крайне редко: честность обычно не отвечает генетическим интересам, а естественный отбор сам по себе не «благоволит» ни честности, ни вранью. Они ему безразличны[519].

Сильный, но чувствительный

Реципрокный альтруизм вносит собственный вклад в самооценку и, следовательно, в самообман. Тогда как иерархическая структура заставляет нас стремиться к тому, чтобы выглядеть более умелыми, сильными, привлекательными и умными, нежели окружающие, реципрокный альтруизм делает акцент на честность и справедливость – те качества, которые позволяют нам казаться достойными членами общества, с которыми можно иметь дело. Они создают нам репутацию приличных и щедрых людей, а это всегда выгодно.

Эволюционную значимость моральной саморекламы подчеркивал, в частности, Ричард Александер. В своей книге «Биология моральных систем» он утверждал, что «современное общество наполнено мифами» о нашей добродетельности: «что ученые – скромные и увлеченные искатели правды, доктора посвящают свои жизни облегчению страданий, учителя отдают себя ученикам и все мы – законопослушные, добрые, бескорыстные существа, ставящие интересы общества превыше собственных»[520].

Для повышения самооценки самообман необязателен, но часто так случается, что эти процессы протекают вместе. Подсознательные механизмы, заставляющие нас верить в собственную добродетельность, были экспериментально обнаружены еще до того, как теория реципрокного альтруизма объяснила их существование. В ходе ряда экспериментов испытуемых просили вести себя пожестче с неким человеком, которого они впервые видели и о котором ничего не знали: оскорблять его и наносить удары электротоком (на самом деле тока не было, но участники об этом не знали). Впоследствии, рассказывая о «жертве», они, как правило, пренебрежительно отзывались о ней, словно стараясь принизить ее и убедить себя, что она заслужила плохое обращение, хотя им прекрасно было известно, что никаких проступков она не совершала. Когда же испытуемым предлагали нанести «удар» и предупреждали, что «жертва» потом ответит им тем же, склонности принижать ее у них не было[521], словно в нашей психике заложено простое правило: если счеты будут сведены, то рационализировать насилие не требуется – справедливость восторжествует. Однако если вы обманываете или оскорбляете человека, который не делает вам ничего плохого, то приходится придумывать причины, почему он это заслужил. Вы будто готовитесь держать ответ и отстаивать свою репутацию хорошего человека, достойного доверия.

Репертуар наших моральных оправданий весьма обширен. Психологи выяснили, что если человек не хочет или не может оказать помощь ближнему, то он старается приуменьшить тяжесть положения («Это не нападение, а обычная ссора»), нивелировать собственную ответственность и умалить свою возможность помочь[522].

Проверить, действительно ли люди верят таким оправданиям, трудно. Однако известная серия экспериментов показала (правда, в совершенно ином контексте), насколько сознание может быть слепо к реальной мотивации и с какой легкостью оно оправдывает ее результаты.

Эксперименты проводились на пациентах с рассеченным мозолистым телом (перемычкой, соединяющей правое и левое полушария мозга). Предполагалось, что эта операция поможет облегчить состояние больных с тяжелыми формами эпилепсии. Ожидаемых результатов она не дала и на повседневное поведение больных особенно не повлияла, однако в ходе экспериментов выяснились удивительные вещи. Если слово «орех» предъявлялось правому полушарию (вспыхивало в левой половине поля зрения), то в сознание оно не попадало и в левое полушарие, отвечающее за речь и доминирующее над сознанием, не передавалось. Однако если испытуемому предлагали коробку с разными мелочами, то его левая рука (управляемая правым полушарием) автоматически вытаскивала оттуда орех. При этом пациент до последнего не понимал, что собиралась сделать его рука[523].

Если такого человека попросить объяснить свое поведение, то его левое полушарие перейдет от мнимого неведения к неосознанной нечестности. Например, если предъявить команду «иди» правому полушарию, а затем спросить человека, куда он идет, то его левое полушарие, не посвященное в реальную причину действия, быстро придумает, что идет он, скажем, за газировкой, причем человек будет искренне верить в то, что так оно и есть. Еще пример: правому полушарию женщины предъявили изображение обнаженного тела, она покраснела и смущенно засмеялась. Когда ее спросили, что смешного, она ответила, но вместо истинной причины назвала менее пикантную, чем на самом деле[524].