— Моя мать не позволила им увезти церковный колокол.

— Анна? Ты имеешь в виду Анну?

— Нет. Анна — не моя мать.

Раиса бережно прижала его голову к своей груди, втайне опасаясь, уж не сошел ли он с ума. Окинув взглядом вагон, она вдруг поняла, что беспомощность Льва превратила их в легкую добычу.

Большинство заключенных были слишком напуганы, чтобы представлять собой сколько-нибудь серьезную угрозу, за исключением пятерых мужчин, расположившихся на верхней полке в дальнем углу. В отличие от остальных пассажиров они не выказывали страха, чувствуя себя в этом мире как дома. Раиса поняла, что это — профессиональные преступники, осужденные за кражу или грабеж, получившие намного более мягкие приговоры по сравнению с остальными политическими заключенными: учителями, медсестрами, врачами, писателями и балеринами. Тюрьма была для них родной и привычной средой обитания. Такое впечатление, что правила жизни за решеткой они знали и понимали лучше, чем правила большого мира, оставшегося снаружи. Их превосходство объяснялось не только физической силой, которой они явно не были обделены; Раиса заметила, что охранники передали им часть своих полномочий. С ними разговаривали как с равными или почти равными — по крайней мере так, как один мужчина может разговаривать с другим. Остальные заключенные явно боялись их. Им уступали дорогу. Они могли спрыгнуть со своей полки, воспользоваться туалетом или сходить за водой, не боясь лишиться своего драгоценного места. Они уже потребовали у одного мужчины, которого наверняка не знали, отдать им свои туфли. А когда он спросил почему, ему равнодушно объяснили, что его туфли проиграны в карты. Раиса была благодарна за то, что этот мужчина не попробовал выразить протест.

Новые правила, новый мир.

Он молча протянул им свою обувь, получив взамен разбитую и дырявую пару.

Поезд остановился. Из каждого вагона раздались крики — люди требовали воды. Но охранники или пропускали их мимо ушей, или насмехались, передразнивая:

— Воды! Воды! Воды!

Как будто в этой просьбе было что-либо грязное или недостойное. А охранники, похоже, столпились возле их вагона. Дверь откатилась в сторону, и заключенным приказали отойти от нее. Охранники вызвали этих пятерых. Те спрыгнули вниз со своей полки, как хищные звери в джунглях, проталкиваясь сквозь толпу, и слезли на землю.

Раиса буквально кожей ощутила — что-то должно произойти. Атмосфера накалялась. Она опустила голову, тяжело дыша. Прошло совсем немного времени, и она услышала, как возвращается пятерка. Она ждала. А потом медленно подняла голову, глядя, как мужчины неторопливо залезают обратно в вагон. Вся пятеро смотрели на нее.

Тот же день

Раиса взяла лицо Льва в ладони.

— Лев.

Она слышала, как они приближаются. Деваться ей было некуда — повсюду на полу сидели и лежали заключенные.

— Лев, послушай меня, у нас неприятности.

Он не пошевелился. Казалось, он не отдавал себе отчета в грозящей им опасности.

— Лев, пожалуйста. Умоляю тебя.

Бесполезно. Она встала и повернулась лицом к приближающимся уголовникам. А что еще ей было делать? Лев так и остался, съежившись, сидеть на полу позади нее. План Раисы был прост: сопротивляться как можно дольше.

Главарь, самый высокий из всех пятерых, шагнул вперед и схватил ее за руку. Раиса ожидала этого и попыталась ударить его в глаз свободной рукой. Ее ногти, грязные и неухоженные, впились ему в кожу. Она могла выцарапать ему глаза. Мысль эта промелькнула у нее где-то на самом краю сознания. Но она лишь разодрала ему лицо. Мужчина швырнул ее на пол. Она упала на заключенных, которые поспешно расползлись в стороны. Это была не их драка, и помогать ей они не собирались. Она должна будет рассчитывать только на себя. Пытаясь отойти как можно дальше от уголовников, Раиса вдруг обнаружила, что не может двинуться с места. Кто-то держал ее за лодыжку. Откуда-то протянулись другие руки, приподняли ее и опрокинули на спину. Один из бандитов упал на колени и прижал ей руки к грязному полу, а главарь пинком раздвинул ей ноги. В руке он держал кусок толстой зазубренной стали, похожий на кривой гигантский зуб.

— После того как я трахну тебя, я воткну тебе вот эту штуку.

И он взмахнул стальным прутом, который, как догадалась Раиса, ему только что передали охранники. Будучи не в силах пошевелиться, она повернула голову, ища глазами Льва. Но тот исчез.

Воспоминания о лесе, коте, деревне и своем младшем брате вдруг улетучились у Льва из головы. Его жене грозила опасность. Пытаясь оценить ситуацию, он отстраненно поразился тому, что его самого оставили в покое. Скорее всего, этим людям сказали, что он не в себе и не представляет для них угрозы. Как бы там ни было, он сумел с трудом подняться на ноги, а они так и не обратили на него внимания. Главарь расстегивал ширинку на штанах. Когда он наконец заметил, что Лев стоит, тот уже находился на расстоянии вытянутой руки от него.

Главарь злобно оскалился, резко развернулся и ударил Льва в висок. Тот не стал нырять или уклоняться, молча принял удар и рухнул на пол. Лежа на грязных досках, с рассеченной губой, он услышал, как засмеялись уголовники. Ничего, пускай себе смеются. Боль помогла ему сосредоточиться. Они были чересчур самоуверенными и неподготовленными — сильные, здоровые, но неумелые. Притворяясь, что еще не пришел в себя после удара, он медленно выпрямился, оказавшись спиной к уголовникам и представляя собой легкую добычу. Он слышал, как кто-то из них клюнул на удочку и пошел к нему. Оглянувшись, он успел заметить, что главарь замахивается на него стальным прутом, намереваясь добить окончательно.

Лев шагнул в сторону, причем с такой быстротой и легкостью, каких никак не ожидал от него бандит. Прежде чем тот успел восстановить равновесие, Лев кулаком ударил его в горло. Тот захрипел, задыхаясь. Лев поймал его руку, вырвал железный прут и вонзил его в мускулистую шею уголовника, а затем налег на него всем телом, загоняя кусок железа на всю длину и разрывая попавшиеся на пути жилы, вены и артерии. Затем он вырвал прут из раны, и главарь ничком повалился на пол, беспомощно пытаясь зажать зияющую дыру на шее.

Ближайший член банды шагнул к нему, протягивая руки. Лев позволил ему схватить себя за шею, а сам ударил его острием в живот, прямо через рубашку, и рванул его вверх и в сторону. Мужчина захрипел и забулькал горлом, а Лев принялся вращать железку в ране, разрывая кожу и мышцы. Руки уголовника разжались, и он отпустил Льва, тупо глядя на свой кровоточащий живот; затем ноги у него подогнулись и он мешком осел на пол.

Лев тем временем развернулся к троим оставшимся бандитам. Но те уже утратили всякий интерес к драке. На какую бы сделку с охраной они ни пошли, но собственное здоровье явно было им дороже. Может, им пообещали лучшую пайку в лагере или легкую работу. Один из уголовников, судя по всему, решивший воспользоваться случаем и занять место оплошавшего главаря, поспешно заговорил:

— Мы с тобой не ссорились. У нас к тебе никаких претензий.