Автомобиль Бретлоу был готов в девять, но вечерние заседания затянулись, и лишь после половины одиннадцатого он позвонил своему шоферу и сказал, что спустится через пять минут. Как обычно, он убрал со стола бумаги, привел все в порядок и включил видеомонитор, чтобы прослушать последние вечерние новости.

«…Похоже, что самолет вашингтонского юриста потерпел крушение недалеко от побережья Флориды… — уловил он конец сообщения. — Береговая охрана прекратила поиски на ночь, но продолжит их утром».

Странно, что исчезновение самолета заметили так быстро: ведь бомба должна была взорваться прежде, чем Митчелл свяжется с Фрипортом или Майами, а ни Хендрикс, ни Гусман не могли допустить ошибку. Значит, опоздание Митчелла встревожило либо оператора в Лисберге, либо кого-то из друзей или коллег юриста, предположил он. В общем-то, это было даже хорошо — более естественно.

Он подумал, что шофер подождет еще некоторое время, подался вперед, взял чистый лист бумаги и нарисовал вверху прямоугольник.

«НЕБУЛУС».

Так в чем проблема, Том, отчего ты медлишь? Ведь сегодня ты уже принял решение насчет Пирсона, так почему не начал подготовку?

Он нарисовал привычную цепочку слева:

БЕНИНИ, РОССИ, МАНЗОНИ.

Потом справа:

МИТЧЕЛЛ, ПИРСОН.

Когда происходило непредвиденное, события начинали развиваться очень быстро, и первый прокол тянул за собой целую цепь других. Когда возникла совершенно непредсказуемая опасность, связанная с Бенини, он предпринял нужные шаги и избавился от последствий, удалив Росси и Манзони. То же надо сделать и в случае с Митчеллом. А Митчелл связан с Пирсоном.

Значит, насчет Пирсона он решил правильно.

Что же ему мешало?

Он порвал бумагу и спустился на служебном лифте на автостоянку. Через пятьдесят три минуты он уже звонил в дверь квартиры на Вашингтон-серкл. Три звонка, пауза, потом еще один. Замок щелкнул, и он вошел внутрь, поднялся по лестнице, видя лишь полоску света из-под двери наверху, слыша доносящийся оттуда аромат благовоний.

Бекки ждала его прямо за дверью — спортивный костюм расстегнут, под ним ничего нет. Его руки скользнули под одежду, взяли ее за ягодицы, притянули ближе. Сегодня все будет быстро, как ураган. Взметнется ниоткуда, свирепо и неистово, а может быть, даже жестоко.

Бенини был связан с Росси, тот с Манзони, а тот снова с Бенини; поэтому их всех пришлось устранить. Митчелл связан с Пирсоном; значит, надо устранить и их. Все логично. Но только он не довел игру до ее логического конца, не замкнул круг, так сказать. Митчелл был связан с Пирсоном, и оба они — еще кое с кем. Цепочка не начиналась и не кончалась на них, она начиналась и кончалась на другом человеке.

Ее тело было смазано маслом; он был уже обнажен и распростерт на кровати. Она терлась об него, смазывая его тело своим. Масло было особым, ароматизированным. Она плеснула ему еще на плечи, на грудь, принялась втирать в кожу. Налила масло себе на ладонь, потянулась вниз и взяла его член, стала массировать, лаская обеими руками. Встала на колени и приняла его в рот, начала сосать; чуть изменила позу, чтобы забрать еще больше, до самой глотки. Еще подвинулась, оказавшись целиком на нем, взяла в рот головку члена, а остальное руками; задохнулась, когда он проник в нее языком и начал глодать, почти поедать ее.

У нас по-прежнему есть враги, сказал он Донахью в сауне Университетского клуба. Даже внутри страны. Но почему ты, мой друг? Мы знакомы так давно, мы были братьями слишком долго. Вместе напивались, вместе победили в великолепном матче за Йельский кубок. Так почему ты все испортил, друг, почему ты так настойчиво ищешь моей гибели?

Он повернул ее и положил на спину, раскинул ей руки и ноги. Взял чашку с ароматическим маслом и налил себе в правую ладонь, накапал в левую. Провел руками между ее ног и принялся массировать, пока там все не набухло и не раскрылось. Стал ласкать ее пальцами и рукой. Перевернул на живот, застегнул на запястьях и лодыжках ремни и привязал к кровати.

Но Донахью — старый друг. Промедли — и все может полететь к чертям, но может и не полететь. Итак, прими решение, потому что еще есть время обезопасить себя.

Он налил масла ей на спину и на ягодицы, потом приник к ней и сделал пару движений, потерся о нее головкой и услышал, как она вскрикнула, чуть отодвинулся и вошел в нее резко, неожиданно, услышав очередной вскрик. Оседлал ее, точно жеребец, двигаясь мощно и размеренно.

В конце концов, Донахью — не единственный его соратник на пути к креслу ДЦР. Конечно, все знают о его дружбе с Донахью, но у него есть и другие союзники. Так что даже Донахью можно пожертвовать. Найдется и на него управа; даже такого, как Донахью, можно убрать с дороги. Интересно, как начинаешь обдумывать детали, даже не успев в явном виде принять решение. Дело не в той старой пословице насчет цели, которая оправдывает средства. Скорее наоборот: средства определяют цель.

Он налег на нее сильнее, всем своим весом. Не останавливайся, просила она, только не прекращай. Ее тело дергалось под ним. Ради Бога, только не останавливайся. Она кричала, визжала. Давай же, трахай меня. Трахай любыми способами, только не прекращай трахать сейчас.

Он снова был на московских улицах — кругом усиливается метель, кровь стучит в жилах. Снова был на склоне холма в тот день, когда хоронили Зева Бартольски, небо голубело над кладбищем, и звучал торжественный гимн. Снова был в кафетерии в то утро, когда сказал всем, что сдержал свое обещание, что отомстил за смерть Зева.

— Кончай же! — ее тело содрогалось, подпрыгивая ему в такт. Внутри него подымалась могучая волна. — Ну же, кончай! — Он извергся глубоко в нее, держа ее руками за плечи и крепко прижимая к себе.

Только не останавливайся, кричала она, пожалуйста, продолжай.

Член у него еще не ослаб. Он сорвал ремни и перевернул ее на спину, снова проник в нее. Еще, еще, говорила она. Я снова кончаю — не знаю, в который раз, но только не останавливайся. Я хочу исцарапать тебя, говорила она, хочу запустить ногти тебе в спину и оставить рубцы, хочу сделать тебе больно. Не делай ничего, что может выдать тебя, всегда повторял он, не оставляй следов. Я сильнее всех, говорил он ей, сильнее всего. Я покончил с Бенини, Росси и Манзони. Покончил с Митчеллом и покончу с Пирсоном. Ее ногти раздирали ему кожу, впивались глубоко в него. Кончаю, кричала она, трахай меня сильнее, трахай чем хочешь и как хочешь. Ее ногти еще глубже впились в его плоть. Убей врага, думал он, убей их всех. Убей Бенини, Росси и Манзони; убей Митчелла и Пирсона. Убей любого, кто встанет на твоем пути. Его мысли были холодны и расчетливы. Убей Донахью, Донахью уже мертв, с ним покончено. Он уже знал, как и когда он это сделает.

Ночь была теплой, над морем стлался туман, который высветили первые рассветные лучи. Выйдя из дома, Донахью бродил четыре часа — вдоль залива, где была гавань, затем по мысу к Виньярд-Хейвен, потом обратно, через россыпь ярко окрашенных деревянных домиков, скучившихся вокруг храма. Во время фестиваля их украсят китайскими фонариками, и везде будут царить веселье и смех, но сейчас здесь было прохладно и мрачно, как в могиле. Множество тайн, проклятье Кеннеди тяжким бременем давило на его плечи.