Все это —данные, документально подтверждающие сложение в Афинах к коцу VI в. правильного государственного строя в его демократической форме. Но самым интересным, бесспорно, является то, что декрет содержит первое свидетельство об афинских клерухах. Если верна датировка постановления временем сразу же после Клисфеновых реформ (508/7 г.) и до победы над коалицией беотийцев и халкидян (506 г.), то перед нами — свидетельство об обращении только что утвердившейся в Афинах демократии к новому способу разрешения социальных и военно-стратегических задач посредством вывода на присоединяемые или так или иначе подчиняемые территории военноземледельческих поселений-клерухий.

Вывод группы клерухов (скорее всего не слишком многочисленной) на Саламин был только первым шагом в этом направлении — следующим, буквально через год, стала отправка огромной партии таких поселенцев, если верить Геродоту (V, 77), числом до 4000, на земли побежденных халкидян. Эти акции Афинского государства указывают на важную особенность наиболее совершенной в античном мире демократии, на ее неспособность обойтись внутренними ресурсами, на необходимость немедленного обращения на путь военно-землевладельческой экспансии, на неотделимость, иными словами, этой демократии от империализма,—особенность, о которой нам впервые приходится задумываться именно благодаря афинскому постановлению о поселенцах на Саламине.

Сюда относится одна надпись, вернее —целая группа небольших надписей, объединенных под одним номером (№7). Это надписи, процарапанные на левой ноге колоссальной статуи Рамсеса II перед большим храмом в Абу-Симбеле, в Нубии. Их авторы — греческие наемники, состоявшие на египетской службе и участвовавшие в походе царя Псамметиха II в Эфиопию (591 г. до н.э.). Надписи свидетельствуют 0 большом развитии наемничества в архаической Греции, что было обусловлено в общем теми же причинами демографического и социального характера, что и колонизация.

Ближайшим образом эти свидетельства должны быть поставлены в связь с сообщениями Геродота (II, 152-154) о службе греческих наемников в Египте и их поселении в дельте Нила еще при Псамметихе 1 (664-610 гг.). Сопоставление этих источников наводит на мысль, что присутствие греков на египетской службе в это раннее время могло стать традиционным. Заметим, что среди оставивших свои автографы наемников некоторые являются вместе с их этниконами: Элесибий теосец, Телеф иалисиец, Пабис колофонец, Анаксанор иалисиец. Эти указания подтверждают ведущую роль греческих малоазийских и островных общин в «открытии» Египта (ср. рассказ Геродота о заселении греками Навкратиса [Her., II, 178]). Что же касается тех, чьи имена приведены без этниконов, то в них, по мнению Л. Джеффери, можно видеть представителей второго или третьего поколения греческих военных поселенцев в Египте.[410] Наконец, в этой же связи стоит отметить смешение греческого и египетского элементов в имени командира греческих наемников: Псамметих, (сын) Теокла, — что может говорить если не о прямом этническом смешении, то, во всяком случае, о культурном взаимодействии греков и египтян.

в) Явление старшей тирании

Надписи №6, 11 и 16. Первая из этих надписей —уже упоминавшийся выше список афинских архонтов. Внимание привлекают имена архонтов, чья служба приходилась на время правления Писистрата, а затем его сыновей: Эрксиклид (548/7), Онеторид (527/6), Гиппий (526/5), Клисфен (525/4), Мильтиад (524/3), Каллиад (523/2), Писистрат (522/1). Этот перечень подтверждает свидетельства литературной традиции о сохранении тиранами — разумеется, скорее по видимости, чем по существу — республиканских институций, полисного фасада (ср., в частности, свидетельство Фукидида, VI, 54, 6).

Вместе с тем приведенный перечень говорит (и опять-таки в полном соответствии с указанным свидетельством Фукидида) о стремлении афинских тиранов, ради вящего своего контроля над государственными делами, замещать важнейшие должности представителями своего правящего семейства. Так, фигурирующий в списке Гиппий должен быть отождествлен со старшим сыном и фактическим преемником Писистрата, а упомянутый далее Писистрат — с сыном этого Гиппия и внуком Писистрата Старшего (о замещении Писистратом Младшим должности архонта выразительно упомянуто и Фукидидом все в том же пассаже).

Наконец, для политики лавирования и блокировки, отличавшей тиранию, показательно присутствие в ряду названных архонтов представителей знатнейших афинских родов, очевидно, не всегда или не в полном составе враждовавших с тиранами. Мы видим стоящие по соседству имена Клисфена и Мильтиада: первого с полным правом отождествляют с Клисфеном, сыном Мегакла, из рода Алкмеонидов, будущим демократическим преобразователем Афин, а второго —с Мильтиадом, сыном Кимона, из рода Филаидов, прославившимся позднее как победитель персов при Марафоне.[411]

Наблюдение о замещении членами правящего клана Писистратидов республиканских должностей подтверждается и следующей надписью (№11), являющейся посвятительной эпиграммой Писистрата, сына Гиппия, воздвигшего около 521 г. алтарь на теменосе Аполлона Пифийского (в южной части Афин, близ реки Илисс) в память о своем архонтстве. Фукидид, как уже было сказано, ссылающийся на пример Писистрата Младшего (см.: Thuc., VI, 54, 6-7), сообщает, что тот, в бытность свою архонтом в Афинах, воздвиг два алтаря: один — на агоре, для Двенадцати богов, а другой —для Аполлона Пифийского в его святилище, оба с соответствующими посвятительными надписями. Первый алтарь позднее подвергся перестройке и надпись на нем была уничтожена, но на втором надпись сохранялась еще и во времена Фукидида. Тексты обеих эпиграмм — дошедшей на камне и цитируемой Фукидидом — практически идентичны. В буквальном прозаическом переводе текст гласит: «Сей памятник (в честь) своего архонтства (μνεμα τόδε hëc; αρχές) Писистрат, сын Гиппия, поставил на теменосе Аполлона Пифийского».

В том же историческом контексте большой интерес представляет и третья надпись (№16), происходящая из святилища Геры на Самосе и датируемая около 500 г. Это — вырезанная на основании статуи (возможно, Геры) посвятительная запись Эака, сына Брихона, который во время исполнения своей должности сделал подношение Гере от средств, добытых разбоем. Официальное положение посвятителя не очень ясно: под употребленным им выражением «во время эпистасии» (κατά την έπίστασιν) может скрываться обозначение и какой-либо конкретной должности, например, эпистата, наблюдающего за разбоем и добычей, и более общего положения магистрата вообще (ср. употребляемые для этого в других случаях термины «архонты» и «демиурги»), и, наконец, высшего правительственного поста. В любом случае, однако, примечательно указание на то, что посвящающий обладал неким официальным статусом.[412]