— Он умоляет меня подождать до лета. Пока дочка не закончит школу. Чтобы не травмировать девочку.

— Он тебе пудрит мозги, — со знанием дела возражала степенная Настя.

Я слушала этот треп, как будто сквозь пелену. Точно так же до меня доходили другие звуки в кофейне. От табачного дыма тяжело было дышать. Удивительно: никто не обращал на меня внимание. Я была просто одной из трех респектабельных подруг, собравшихся поболтать за чашечкой кофе в демократично-популярном месте. У меня, как у них, все в порядке. Сапоги — «Валентино», сумочка «Кельвин Кляйн», часики «Картье». И новый аромат от «Диора». Нет, разумеется, мужчины скользили по мне взглядом, но подойти познакомиться не решались. Но никто, никто не видел главного: я вернулась с войны.

Почему здесь все какое-то ненастоящее, как в дурном сне? Почему я себя чувствую куклой, сидящей в заученной позе, качающей головой в такт словам, но не понимающей их смысла? Может быть, просто надо устраивать свой быт согласно счету в банке? Долой всякие «Идеальные чашки», да здравствуют светские тусовки и закрытые клубы для избранных… Скучно? Но я же не пробовала. Зато я танцевала на балу в королевском дворце. Я сводила с ума самых блестящих столичных кавалеров. Со шпагой в руке я могла выстоять против лучших фехтовальщиков. Вместе с друзьями я целую страну спасла от нападения захватчиков. Вот это было настоящее… А деньги? Я не видела в них смысла. Ведь на них нельзя было купить обратный билет до Лаверэля.

— Ну, я, пожалуй, пойду, — объявила я подругам. — Здесь так накурено, что голова разболелась.

— Постой, — возмутилась Алла. — Ты же еще ничего нам не рассказала о себе. Как твоя работа в этом странном агентстве… Забыла, как называется. И как твой роман с этим парнем? Ты не беспокойся, я на машине, я тебя отвезу.

— Да нет, меня ждет водитель, — я кивнула за окно, где, прислонившись к машине, курил Паша.

— Ничего себе! — ахнула Алла. — А он действительно твой водитель? Хорошенький!

Невзирая на уговоры, я схватила кожаную куртку и выбежала на улицу. От дыма кружилась голова. Вот и шикарный лисий воротник пропах табаком, и волосы, наверное, тоже. А на улице удушливый дым валит из каждой машины, и каждый третий идет с сигаретой в руке. Мне казалось, я воочию вижу, как сажа черными хлопьями оседает внутри моих легких.

— Прекрати курить, — рявкнула я на Пашу — Лаверэль научил меня обращаться с обслуживающим персоналом.

— Да, Жанна Петровна, — бедняга послушно бросил окурок в лужу.

— Едем домой, — распорядилась я. — А завтра ты мне нужен к одиннадцати. Надо проверить, как движется ремонт.

Весенний город был грязен и хмур. К вечеру вдруг похолодало, и вместо дождя с неба полетели крупные хлопья снега. Они падали на автомобильное стекло, превращаясь под взмахами дворников в грязно-бурую массу. Как жаль, что в Лаверэле почти не бывает снега… Белоснежными сугробами он лежал бы на чистых крышах и мостовых Вэллайда. И снежинки танцевали бы в прозрачном воздухе, не отравленном выхлопными газами.

Дома было на редкость тихо. Мать с Юрасиком куда-то удалились, оставив полную раковину немытой посуды. Господи, скорей бы вселиться в новый дом и больше не видеть всего этого. В ожидании переезда я жила, что называется, на чемоданах: не покупала себе лишней одежды, пользовалась полуразбитой домашней утварью. Я еще не привыкла к большим деньгам и была бережлива. Выудив двумя пальцами грязную стопку, я тщательно вымыла ее. Открыла шкаф, достала полупустую бутылку дешевого коньяка. Если бы желание выпить возникло чуть раньше, я купила бы по дороге что-нибудь приличное, а так придется довольствоваться тем, что есть. Плеснув себе на два пальца коричневой, едко пахнущей жидкости, я медленно, зажмурившись, выпила. По грязному столу пробежал, шевеля усиками, жирный таракан. Вот они, будни рядовой миллионерши… Я налила еще коньяку.

Просто я вернулась с войны. У меня, если можно так выразиться, лаверэльский синдром. И поэтому я никак не могу вписаться в здешнюю жизнь. Я прохожу по ней бестелесным фантомом, а сама принадлежу другому измерению. Мне будут сниться сны про Лаверэль. Они будут настигать меня неожиданно, как Дениса — сны о том новогоднем штурме. Вечерами я буду пить «Хеннеси» и плакать пьяными слезами. И так будет длиться годами. В тот момент, когда мне наконец покажется, что моя жизнь налажена, острая тоска разобьет уверенность на тысячи частей. И снова встанет вопрос: а зачем это все?

Нечего себя обманывать, я все равно никогда не привыкну. Фраматы заразили меня своей иррациональной страстью к Лаверэлю, и я полюбила этот прекрасный и опасный мир. Эта любовь измучает меня, иссушит в разлуке… Как если бы я жила в браке с нелюбимым мужчиной: вроде бы все благополучно внешне, но приходит особенно ясная лунная ночь, и память выворачивается наизнанку, обнажая старые раны…

Хлопнула входная дверь. Я быстро сполоснула стакан, убрала в шкаф коньяк. Мать прямо в плаще и в сапогах прошла на кухню, уселась к столу. Слезы черными реками стекали по щекам. Мать вдруг посмотрела на меня абсолютно трезвыми глазами.

— А меня Юрасик бросил, — сообщила она. — Ну и пусть. Козел он, Жанка. Эх, какие у меня мужики были… — всхлипнула она. — А это что? Ни-че-го.

Я вдруг пожалела мать. Не настолько, чтобы простить ту грязь, в которой проходила моя жизнь, но все-таки… Была ведь и у нее другая жизнь, в которую навсегда захлопнулись все двери… И мучается она, и пьет, и тоскует потому, что живет тем своим прошлым… Но чем я могу ей помочь? Купить шмоток, свозить в салоны красоты, найти, в конце концов, приличного кандидата в супруги? Но это не вернет ей ни молодости, ни моего отца, который, оказывается, бросил нас ради Лаверэля. И я могу его понять. Я тоже продала бы всех на свете, чтобы снова увидеть на небе две луны — зловещий Модит и светлую Матин.

Но в окно моей комнаты светил лишь тонкий месяц. Сегодня я снова рано легла спать. Сон незаметно сокращал время, отпущенное мне на Земле. Я не дорожила этим временем, как узник не дорожит годами, проведенными в тюрьме. А когда я уснула, то увидела очень знакомый сон…

Здесь невозможно было дышать. Казалось, все ветры смешались в клубок, превращая воздух в сумасшедшую скачку молекул. Колонны и крыша беседки из зеленого камня гудели, а сотни маленьких металлических подвесок слаженно бренчали, создавая ритмичную мелодию. Я дрожала от холода и пережитого страха. Бок, сдавленный когтями огромной птицы, ныл от боли. Отец, отряхнув с одежды перья, опустился на циновку и за руку притянул меня к себе. Мы еще не сказали ни слова, но я ликовала: Гюана выполнила мое невероятное желание…

И в этот момент, я уверена, покровительница безрассудных поступков пришла мне на помощь. Неловко повернувшись во сне, я больно прищемила палец кольцом Гюаны. Я вырвалась из сна, как ныряльщик, не рассчитавший силы, вырывается на поверхность. Вместе со сном меня покинуло отупение, в котором я провела все минувшие три недели. Подумать только! Допустим, я испугалась и безропотно позволила распорядиться собой. Я послушно покинула единственное место, где чувствовала себя дома… Но мне не понадобилось много времени понять, что я совершила ошибку. У богов снова что-то не заладилось, и они в очередной раз переписали проект моей жизни. Но сколько можно полагаться на богов? Почему я до сих пор ни разу не подумала о том, чтобы вернуться обратно?!