Эти люди нуждались в защите. Иногда приходилось переселять целые семьи в третьи страны, хотя большинство государств отказывалось их принимать. Полицейские детективы из Берна, Брюсселя и Бронкса отлично знают, как тяжело расследовать организованную преступную деятельность албанцев. Не менее серьезной была и языковая проблема. Албанский язык — один из древнейших в Европе, но на нем, кроме албанцев, практически никто не говорит. Приглашать же для перевода коренных албанцев было не менее трудно, как находить информаторов и свидетелей. Албанское общество живет очень замкнуто. Многие албанские кланы не признают иного закона, кроме закона кровной мести, которая распространяется на всех родственников. Сербские свидетели бежали из Косово в Сербию и Черногорию. Милошевич и сербские националистические политические лидеры, в попытке защитить себя, свою армию и полицию от обвинений, отказывались обеспечить следователям трибунала доступ к сербам, ставшим жертвами преступлений АОК.

Во время моего первого визита в Косово, глава миссии ООН Бернар Кушнер согласился, что выдвижение обвинений против лидеров АОК крайне важно в политическом отношении. Сотрудники миссии говорили, что заинтересованы в расследовании преступлений, совершенных после окончания натовских бомбардировок. Мы сообщили Кушнеру что эти преступления, в том числе систематические убийства и похищения, подпадают под действие мандата трибунала. Однако поддержку своим действиям на высоком уровне мы могли получить только с течением времени. Мы снова столкнулись с muro di gomma.

Я уверена в том, что некоторые сотрудники миссии ООН и даже миротворческого контингента НАТО опасались за свою жизнь и за жизнь своих коллег. Думаю, что некоторые судьи трибунала по Югославии боялись оказаться в руках албанцев. Даже в Швейцарии меня предупреждали о возможности кровной мести. (Некоторые официальные лица Швейцарии предупреждали меня, чтобы я не затрагивала албанские проблемы в этой книге, и я делаю это с максимальной осторожностью.) Но безнаказанность, которой пользуются влиятельные политические и военные лидеры, основывается на проникнутом страхом сопротивлении исполнению закона. Безнаказанность возникает также, когда общепринятые политические императивы мешают отправлению правосудия. Я думаю, что сотрудники миссии ООН сознательно обманывали себя, пытаясь поверить в то, что могут положиться на бывших лидеров АОК, людей с сомнительным прошлым, в организации эффективных государственных институтов и в установлении диктатуры закона. Это все равно, что вычислять квадратуру круга. Однако вопрос о том, как создавать порядок на основе анархии, не моя проблема. Моя задача заключалась в том, чтобы выдвинуть обвинение против тех, кто совершил военные преступления, подтвержденные убедительными доказательствами, собранными следователями трибунала.

6 октября 2000 года я снова встретилась с главой миссии ООН Бернаром Кушнером. Миссия ООН и миротворческие силы НАТО были встревожены сообщениями местной прессы о том, что в трибунале имеются секретные обвинения против Хашима Тачи, Агима Чеку и других лидеров АОК. Миссия ООН и миротворцы НАТО полагали, что обвинения в адрес Тачи и Чеку угрожают не только безопасности их персонала и их миссии, но и любым попыткам установления мира на Балканах. Теоретически, Тачи и Чеку могли спровоцировать вспышку насилия в Македонии, Южной Сербии и других районах, где проживали этнические албанцы. Я проинформировала Кушнера о том, что подобные слухи не имеют под собой ни малейших оснований. Следователи трибунала пытаются расследовать военные преступления, совершенные членами АОК против сербов, цыган и представителей других национальностей. Но пока мы не готовы предъявить обвинение никому из албанцев.

Через несколько недель я прибыла в Дейтон, штат Огайо, на конференцию в честь пятой годовщины Дейтонского мирного соглашения, положившего конец насилию в Боснии и Герцеговине. В отличие от хозяев мирных переговоров 1995 года, те, кто организовывал памятную конференцию, пригласили и представителей косовских албанцев. Во время экспертной дискуссии я сидела за столом рядом с Хашимом Тачи. Мы начали беседовать. Он признал, что албанцы совершали преступления во время косовской трагедии, но заверил меня, что все преступники были гражданскими лицами, переодетыми в форму АОК. Сделанное же им затем весьма вольное замечание спровоцировало меня. Я посмотрела ему прямо в глаза и сказала, что начинаю расследование преступлений, совершенных в Косово албанцами. Я не говорила об обвинениях в его адрес, но он явно понял, что я имею в виду. Лицо Тачи мгновенно окаменело.

К 2002 году стало ясно, что расследование насилия в Косово, проводимое прокурорской службой, встретит такое же противодействие, как и сотрудники миссии ООН, пытающиеся отдать под суд сотни членов АОК, обвиняемых в совершении военных преступлений. Нам нужны были доказательства вины командиров АОК. Мы должны были знать, кто из офицеров командовал подразделениями, сражавшимися в конкретных регионах, и когда они приняли командование.

18 марта 2002 года во время поездки в Вашингтон я напомнила американским официальным лицам о том, что прокурорская служба уже направила ряд запросов о помощи в расследовании действий АОК. Несмотря на несколько напоминаний, никакого ответа мы до сих пор не получили. «Если мы хотим, чтобы Сербия поверила в возможность правосудия и сделала определенные шаги к примирению, мы должны расследовать преступления, совершенные членами АОК, — сказала я. — Несправедливость — это семена будущих войн». Соединенные Штаты при поддержке стран НАТО оказали решительную военную поддержку Армии освобождения Косово. Я опасалась, что, несмотря на то, что США на словах всегда поддерживали трибунал, Вашингтон не будет в восторге от обвинений в адрес лидеров АОК: такие обвинения осложнили бы международные усилия по созданию новых государственных институтов в Косово и отсрочили бы момент, когда Пентагон смог бы перебросить свои войска из Косово в Афганистан и на другие фронты войны против Аль-Каиды.

Позиция других стран-членов НАТО была такой же. В октябре 2003 года я находилась в Лондоне, где встретилась с министром иностранных дел Джеком Стро. Министр себя плохо чувствовал, ему только что удалили зуб мудрости. Мы говорили о нежелании Великобритании сотрудничать с трибуналом. Прокурорская служба запросила информацию о структуре АОК, но после встречи у меня сложилось впечатление, что британское правительство только делает вид, что не располагает сведениями.

Через месяц после поездки в Вашингтон я вернулась в Белград. Даже Наташа Кандич сказала, что ничем не может помочь следователям трибунала в поисках албанцев, готовых свидетельствовать против лидеров АОК — Тачи, Чеку и еще одного полевого командира, Рамуша Харадиная, который возглавлял АОК в западных районах Косово, прилегающих к албанской границе. Кандич сказала, что албанские свидетели отказываются говорить об этом даже с албанскими правозащитниками. В тот же день мы сообщили заместителю премьер-министра Сербии, Небойше Човичу что прокурорская служба совместно с миссией ООН и другими организациями намеревается провести следственные действия в двух местах, в том числе и на предполагаемом месте казней на берегу озера Радонич/Радоник в западном Косово. Чович сказал, что его сотрудники предоставят трибуналу список из 196 мест казней, и что аналогичную информацию он уже передал в миссию ООН год назад, но никаких действий предпринято не было. Чович просил нас убедить миссию ООН и миротворческий контингент НАТО предоставить сербскому правительству информацию по исчезнувшим людям. Заместитель сербского премьера весьма пессимистично воспринял известие о назначении нового руководителя миссии ООН. Этот пост занял Михаэль Штайнер, немецкий дипломат, принимавший участие в международных переговорах по Боснии и Герцеговине. Чович предупредил меня, что Штайнер будет выступать против обвинений в адрес албанцев, а албанцы найдут себе массу оправданий. «Они будут говорить вам то, что вы захотите услышать», — сказал Чович.