За первым листком появился второй, потом третий, четвертый. Тонкая белая линия исчезла. Никакого изъяна и не было.

Всего писем было семь, и первое датировано сентябрем 1858-го. Не говоря ни слова, мы отошли к восьмиугольному столику и сдвинули обитые серым шелком стулья.

Сентябрь 1858

Дорогая миссис Сингх!

Я перед Вами в большом долгу за ту поддержку, которую Вы оказывали все последние месяцы. Я страдаю водянкой и боюсь, что жить мне осталось недолго. Дитя, Ваш внук, лишится крова сразу же, как только я скончаюсь. Можно ли мне обратиться к Вам еще один, последний раз? Не согласитесь ли Вы взять на себя заботу о его устройстве? Возможно, у Вас есть на примете семья, которая приютит его и будет к нему добра?

С почтением,

Адела Уинфилд

— Я знала! — воскликнула я.

Мистер Сингх развернул следующую страничку

Сентябрь 1858

Дорогая мисс Уинфилд!

Перед кончиной мой сын просил меня позаботиться о его ребенке. Я не собираюсь судить Джонатана и мисс Чэдуик. Я весьма опечалена известием о Вашей болезни, но, разумеется, мисс Уинфилд, я сделаю все для этого ребенка.

Также мне бы хотелось, чтобы Вы знали — я не сохранила праха Вашей подруги не из-за каких-либо недобрых чувств с моей стороны. Мой сын предал ее пепел священному Гангу. После его смерти я сделала то же самое с его останками и останками его жены, Макали. Все трое воссоединились навсегда в священных водах.

С добрыми чувствами к Вам,

Чарумати Сингх

Сентябрь 1858

Дорогая миссис Сингх!

Я была потрясена сати Вашей невестки. Не стану притворяться в этом, как и в том, что не смогу понять подобный обычай. Но соглашусь с тем, что не нам судить.

Анасуя, няня ребенка, привезет его к Вам после моей смерти. Для меня невыносима мысль расстаться с ним раньше. Смею ли я просить Вас распространить свою доброту еще и на нее? Возможно, Вы сможете устроить так, что она останется при ребенке, куда бы его ни поместили? Он так ее любит, к тому же он уже потерял двух матерей.

Анасуя передаст Ваши письма, когда наступит час. Возможно, Вы сохраните их для внука.

С уважением,

Адела Уинфилд

Октябрь 1858

Дорогая мисс Уинфилд!

Вы можете не тревожиться по поводу няни. Их не станут разлучать.

Вы не должны столь категорично судить Макали. Она не могла зачать ребенка и потому сильно горевала, чувствуя, что не может исполнить самое важное предназначение женщины. Не имея детей, Макали лишалась всех средств к существованию после смерти Джонатана. В соответствии с обычаем, она не могла снова выйти замуж, она должна была обрить голову, носить белые одежды до конца своих дней и питаться самой скудной пищей. Но это ничто по сравнению с ее меланхолической натурой и разочарованием в жизни вообще. Она была хорошей женщиной и потому видела в сати свой страшный выбор. Она верила, что мученичество в конце концов придаст значимость ее жизни. Я прилагала усилия, чтобы разубедить ее.

Надеюсь, Вы отнесетесь к ее памяти без незаслуженного презрения.

С добрыми чувствами,

Чарумати Сингх

Мистер Сингх с озадаченным видом положил письмо.

— Но у моей прабабушки был ребенок. Мой дед. О боже! Так вы полагаете?..

Он взял очередной листок.

Октябрь 1858

Дорогая миссис Сингх!

Я никогда ни к кому не относилась с презрением. Мне хотелось бы только умереть с миром в душе.

Посылаю Вам стихи, которые Ваш сын написал для Фелисити, в надежде на то, что, быть может, через эти стихи ребенок сможет узнать о своих родителях. Умоляю Вас проследить за тем, чтобы он изучил английский, — это даст ему со временем возможность их прочесть. Как ничто другое, стихи убедят его в том, что его родители были глубоко привязаны друг к другу и не испытывали сожалений по поводу его рождения.

С уважением,

Адела Уинфилд

Октябрь 1858

Дорогая мисс Уинфилд,

Спасибо Вам за эти стихи, в которых мой сын снова обрел для меня жизнь. Я нашла бумаги Фелисити среди вещей моего сына. Все это будет напечатано и сохранено для следующих поколений.

Что касается ребенка, то он будет носить фамилию Сингх. Он будет изучать английский и знать о том, что его мать — Фелисити Чэдуик.

С любовью,

Чарумати Сингх

Октябрь 1858

Дорогая миссис Сингх!

У меня осталась одна последняя просьба. Я назвала его Чарлз Уильям. Это те имена, которые могла бы одобрить его мать. Я хотела бы просить Вас позволить ему носить их. Я, однако, называла его Чарли, и это то имя, на которое он отзывается.

С уважением,

Адела Уинфилд

Мистер Сингх как-то странно вскрикнул.

— Чарли? Вы не сказали, что ребенка звали Чарли! Чарлз Уильям Сингх? Это же мой дед! — Он резко, словно его толкнули, откинулся на спинку кресла. — Мы, бывало, шутили, что у него неподобающее взрослому имя — Чарли, но он все равно предпочитал его Чарлзу.

— Значит… — Я не договорила, чтобы он закончил сам.

Мистер Сингх положил ладонь на грудь.

— Фелисити Чэдуик была моей прабабушкой.

Мы смотрели друг на друга, дивясь тому, сколь необычны порой соединяющие людей связи и как дотягиваемся мы друг до друга через время и пространство. Так ведь можно и поверить в… во что-то.

— Интересно, почему ваш дед так и не рассказал вам всего?

— Думаю, на этом настояли мои родители. Они всегда говорили, что моей прабабушкой была Макали. — Он посмотрел на потолок. — Теперь понятно, почему деду был так важен этот потолок и почему он заставлял меня изучать его. Знали бы вы, сколько часов мы провели здесь вместе. Он специально спрятал письма так, чтобы я смог их найти. — Мистер Сингх поднялся: — Хочу показать вам кое-что.

Он затянул тяжелые портьеры на эркерном окне, и комната погрузилась в темноту. Потом подошел к прикроватному столику, взял из ящика спички, зажег масляную лампу и отступил на середину комнаты:

— Посмотрите вверх.

Я подняла голову и ахнула. Потолок вдруг ожил. Темно-синий фон исчез, и свет лампы отразился в тысяче крошечных зеркалец, вспыхивавших и мигавших при малейшем дрожании пламени. Я увидела Большую Медведицу и Орион. Увидела мерцавший молочным, лунным блеском центральный алебастровый диск. Казалось, кто-то сдернул крышу, чтобы показать нам космос. Фантастическая картина. Даже не верилось, что все это — творение человеческих рук.