– Что-то маловато фрицев выходит, по моим прикидкам, полтыщу мы точно нарубали. Или в целях борьбы с приписками сократили?

– Именно, – вместо Бродяги ответил командир. – Не записаны вероятные потери. Точнее – они отнесены в отдельную графу. Следовательно, тех, кого немцы потеряли на мостах, складе или еще где, сейчас не считаем.

По знаку Фермера докладчик продолжил:

– Уничтожено и захвачено: тридцать три грузовых и восемнадцать легковых автомобилей, сорок два мотоцикла. Взорваны или сожжены двенадцать мостов, склад ГСМ, ремонтная мастерская, пять складов лесоматериалов. Захвачено и роздано населению семь тонн продовольствия. Выведены из строя девять километров проводных линий связи и четыре километра линий электропередачи.

– А это как считали? – не унимался Кураев.

– Каком кверху, дорогой ты наш человек! Считается по погонным метрам для восстановления, так что, если в трех местах на отрезке в три километра мы кабель на цветмет стырили и столбы завалили, так и пишем – три километра. Ясненько?

– Конечно, Саш, теперь мне все ясно. А сколько, по твоим подсчетам, мы еще набили?

– Ну ты и кровожадный! – улыбнулся командир. – Если совсем примерно – то можешь честно еще три сотни гансов накинуть. – Александр посерьезнел: – Теперь о мелочах. Тотен, прошу! – До этого, как я понял, Бродяга зачитывал официальное донесение, а вот «малозначительные детали» предстояло рассказать Алику.

– С моей стороны, мужики, добычи тоже порядком набралось. Одних удостоверений личности у меня в загашнике больше трех сотен лежит. Карт чуть поменьше, но тоже хватает. Четыре шифровальные книги. А уж приказов и ведомостей всяких! – Демин развел руки в стороны, показывая, сколько упомянутой «макулатуры» набралось. – Ну и денег скоробчили немало.

– Скоки-скоки? – кривляясь, Док хищно потер ладони.

– Восемь тысяч триста сорок две рейхсмарки.

– Ну, даже до «червонца» не дотянули, – Серега изобразил на лице «вселенскую печаль».

– А это много или как? – подал голос Казачина.

– Если по ведомостям судить, то денежное довольствие рядового марок сто пятьдесят, гауптман получает четыреста с копейками, а майор – шесть сотен. Ну а про покупательную способность могу сказать, что часики твои, – и Алик показал на неплохие трофейные часы на запястье у Вани, – стоят марок двадцать.

– А, тогда нормально, – протянул минер. – Но деньги-то нам в лесу зачем?

– Ваня, жвачку дать? – ехидно поинтересовался Фермер.

– Зачем?

– Шоб жевал, а не идиотизмы говорил!

– А что такого-то? – надулся Казак.

– Сергеич, ты почему работу с личным составом не ведешь? – строго спросил командир, но продолжение было несколько неожиданным: – А то ведь смотри, официально назначу замполитом, парторгом и массовиком-затейником, и будешь каждую свободную минуту Уроки Мира проводить!

Наш чекист нахмурился, наверное, прикидывал, потянет ли дополнительную нагрузку, но потом рассмеялся. Вслед за ним, видимо, припомнив детство, засмеялись и остальные. Мне, скорее всего из-за окружающей обстановки в виде парт, грифельной доски и глобуса, представилось, как мы сидим, а Шура-два ходит между рядами, вещая что-нибудь вроде: «Сущность агрессивной политики империалистического блока НАТО…», а то и про Леонарда Пелтиера с Анджелой Дэвис… Для полной сюрреализации картины я представил, как мы все будем выглядеть в синей школьной форме с пионерскими галстуками!

– И будем мы тебе, Сергеич, пышные букеты георгинов приносить! На первое сентября! А на двадцать третье февраля – поллитру! – сквозь смех радостно заявил Люк. – Как трудовику.

Дальше комментарии соответствующего содержания посыпались как из мешка.

И так всегда – стоит нам собраться без посторонних, как минимум на четверть часа гогот и нездоровое ржание. Видимо, лишь в кругу своих, когда можно не фильтровать каждое слово, мы, наконец, расслабляемся. А делать это надо обязательно, иначе пробки повышибает.

Новенькие, конечно, этим феноменом не на шутку заинтригованы – еще бы, ржач, доносящийся из штаба, не может не заинтересовать личный состав. Но смелости спросить набрался только Приходько. Пришлось ответить в том смысле, что мужики мы по жизни веселые, а как известно, «строить и жить помогает» не только песня, но и хорошая шутка. Поскольку Семену по роду его деятельности приходилось постоянно контактировать с Доком, то мое объяснение его вполне удовлетворило.

– Ну все! Посмеялись, и хватит! – Словно по взмаху волшебной палочки улыбка исчезла с лица командира. – Если есть вопросы, можете их задавать сейчас.

Первым руку поднял Кураев:

– Саш, а как нашу информацию в Москве принимают, а? – На лице Сереги в настоящий момент не было ни тени веселья.

Надо отдать должное, с секретностью в отряде все было на уровне – даже несмотря на то, что меня что ни день привлекали к составлению «маляв в Центр» и проверке уже написанных на соответствие той истории, что я помнил, о точном содержании донесений иногда можно было только догадываться. И командир, с его опытом разведчика-войсковика, и поседевший на оперативной работе Бродяга с упорством паровоза придерживались принципа «все яйца в одну корзину не кладут».

– Честно? Сообщения получают. Читают. А вот что дальше – одному Богу известно, – развел руками Фермер.

– Но почему?

– Серег, ты пойми – это только в кино после телеграммы, отбитой радисткой Кэт, все на уши встают, а в жизни без проверки редко когда обходится. А многие наши сведения без настоящего Штирлица и не проверишь. А он, да будет тебе известно, персонаж сказочный, как честный гаишник.

– И еще, парни, учтите, – подал голос Бродяга, – в высоких кабинетах сейчас вовсю пытаются понять, кто виноват во всех пролетах последних двух месяцев. Генералов с полковниками пачками к стенке ставят прямо во дворе. Так что не все так радужно, как нам бы хотелось.

– Ладно, вести из «берлинского далека» под сомнением, но мы же не только их передаем! – не сдавался Док.

– Не, Сереж, а ты чего хотел? Поясни. – Командир остановился рядом с нашим врачом.

– Ну, мы сообщили об этом… как его? «Повороте на юг», так? Значит, Гудериану должны накостылять, верно?

– Неправильно формулируешь, дорогой! «Могут», а не «должны».

– Сань, ты же сам говорил, что, если знаешь, где, когда и сколько противников будет, – это не война, а сказка! Вон Гиммлера мы как отработали!

– Мы, ты уж меня извини, случай крайний.

– В смысле? – перебил командира Казачина.

– А ты сам подумай! Мы ни перед кем не отчитываемся и ничьих приказов не выполняем. Не получается – уходим, устали – отдыхаем. Нас, по большому счету, никто в расклады местные не ставит. Вернее – не ставили до того момента, как мы главного эсэсовца исполнили. Мы с Сергеичем, собственно, на это и рассчитывали. – Куропаткин повернулся к Бродяге, словно ища поддержки своим словам, но тут в разговор вмешался молчавший до сего момента Люк: