…В кабинете завтракали: Наум и Яков устроились у стола для совещаний и задумчиво поглощали принесенные из буфета бутерброды. Вздохнув, Павел взял с тарелки парочку, ухватил другой рукой стакан с чаем и расположился во главе стола.

– Что делать будем, селяне? – наскоро прожевав хлеб с докторской колбасой и торопливо запив импровизированный завтрак чаем, спросил он соратников.

– Яша пока не в курсе, – Эйтингон отодвинул ото рта бутерброд с сыром.

– Про что? – Серебрянский после тюрьмы воспринимал творящиеся бытовые неурядицы чуть ли не как поездку на курорт и выглядел как бы не бодрее своих более молодых коллег.

– Вчера Пашу выдернули наверх, – палец Эйтингона показал на потолок. – И задали пару вопросов…

– А ты что? – Серебрянский повернулся к начальнику группы.

– Вот я и спрашиваю, что делать будем? Наверху требуют эвакуировать группу, но при этом не перестают сомневаться в их благонадежности.

– Что на этот раз?

– Меня носом ткнули в их образованность и в то, что подобный профессионализм плохо сочетается с навыками террора.

– Серьезно копнули, ничего не скажешь, – Яков всплеснул руками. – Вот только как, например, с умными быть? С Лизой Вардо[22], или кто там у нас образованный? Ильк[23]? А если мы сейчас, друзья мои, еще раз с самого начала разматывать начнем? Только давайте без домыслов, на голых фактах!

– Илька в тридцать седьмом расстреляли! – мрачно ответил Эйтингон, но Павел пессимистичное замечание проигнорировал:

– Давайте играть!

– А Маклярского позвать не хотите? – Наум взял со стола очередной стакан с чаем.

– Он скоро сам появится, так что можно пока без него. Или начало отложим и будем пока отрабатывать по донесениям. Яша, ты ведешь! – и он протянул Серебрянскому папку с шифрограммами «Странников».

– Итак, – Яков пролистнул несколько страниц, – первое, с чего начнем, – это донесение, касающееся Юго-Западного фронта. Вопрос: откуда группа, сидящая в полосе Западного, могла получить информацию о том, как и какими силами осуществляется окружение?

– Там указано, что они допросили пленного летчика, а у немцев, как мы знаем, авиачасти постоянно перебрасывают с одного направления на другое. – Эйтингон в группе был одним из немногих сотрудников с серьезным военным образованием, а потому разбирался в этих вопросах профессионально.

– Хорошо, допустим, это так. А откуда летчик может знать, кто и куда по земле наступает?

– Яша, не крохоборничай! Если этот летун был хотя бы помощником комэска, то вполне мог разбираться в обстановке.

– Ладно, идем дальше. В донесении указано об «асимметричности» предполагаемого окружения, то есть подвижные части – с одной стороны, а пехота или, как в данном случае, горные стрелки – с другой. В то же время – я специально проверял, товарищи, – в сообщениях с фронта упоминаются немецкие танки на тех направлениях, где по информации «Странников» их быть не должно. Что на это скажете, начальнички?

– А то, Яша, что в отличие от долбаков с Юго-Западного, наши конфиденты знают гораздо больше! Посмотри на страницах двадцать три и двадцать четыре, – и Судоплатов толкнул в сторону Серебрянского папку с машинописной копией «синей тетради», – про германские «боевые группы».

– Ага, – найдя нужное место, пробормотал «ведущий», – действительно есть. Но почему они это раньше не передали?

– От того, Яша, что они умные люди и банальщину, которую, по идее, наши командиры должны были понять на второй неделе войны, не посчитали нужным шифровать и пересылать.

– Принимается! А как командование Юго-Западного отреагировало?

– Вначале как убогие – то есть никак. Но потом из Москвы надавили, и по крайней мере авиация отработала хорошо. Стрелков горных потрепала весьма существенно, я доклады читал. И знаешь что интересно?

– Ну?

– В полном соответствии с нашей шифрограммой у дивизий 49-го горного корпуса немцев оказалось плохо с противовоздушной обороной.

– То есть это донесение в актив однозначно? – Серебрянский сделал пометку в блокноте.

– Конечно, – подтвердил Павел. – И, кстати, почему ты начал с донесения по Украине? Я в маразм еще не впал, и первое сообщение на интересующую нас тему было про канистры на танках.

– Извини, начальник, – Яков развел руками, – но это несчитово! Канистры на танках любой дурак увидеть может.

– А анализ провести и выйти с дельным предложением? – Эйтингон, подойдя, забрал папку с шифровками из-под руки Серебрянского. – А выводы сформулировать и так изложить, что не только нас, но и высокое начальство заинтересовать? Нет, мужики, вы как знаете, но эти люди мне чем-то симпатичны! Если честно, то сам бы за ними слетал и в уголке вот этого самого кабинета посадил, чтоб с умными людями поговорить хоть иногда.

– С умными я и сам не прочь, – улыбнулся Яков. – А пока давайте следующую маляву заценим. – Павел уже давно обратил внимание, насколько лексикон старого друга и учителя изменился после пребывания в тюрьме. Впрочем, может, это Яша рисуется так? Слова-то он и до этого знал…

– Доброе утро, товарищи! – Дверь открылась, и на пороге появился Маклярский, державший в руках несколько листов желтоватой бумаги. – Похоже, один из фигурантов нарисовался. Вот – от Цанавы справка пришла.

– Кто? – немедленно отреагировал Павел, моментом забыв про свои лингвистические изыскания.

– Их главный – Куропаткин.

– Ну-ка, ну-ка… – Серебрянский даже привстал с кресла, которое закрепил за собой в качестве рабочего места.

– Куропаткин Андрей Владимирович, девятисотого года рождения, старший лейтенант РКМ. Последняя должность – начальник линейного отделения РКМ НКВД на станции «Минск». Участвовал в революционных боях в семнадцатом в Ленинграде. Предположительно погиб во время бомбежки в конце июня.