Атаку пехоты поддержали артиллерийские орудия и минометы противника. Несколько защитников города были убиты прежде, чем успели добежать до спасительной стены, возведенной из снега. Убитых оказалось не так уж много, но остальные солдаты получили лишний раз возможность убедиться в том, что нельзя собираться в большие группы. Некоторые из них, к счастью, были лишь оглушены взрывами — они успели упасть в снег, который погасил ударную волну.

Оказавшись возле стены, солдаты не стали немедленно открывать огонь по наступающим. Они осторожно выглядывали наружу, пытаясь узнать, на каком расстоянии от них находится противник. При этом они старались крепче прижиматься к земле, чтобы не попасть под снарядные осколки и пули советских снайперов. С последними в такой обстановке ничего нельзя было поделать. Начало новой атаки отнимало у защитников города все силы, все внимание, весь адреналин. Сначала их обстреливали из пулеметов, затем по ним с более близкого расстояния открыли огонь из винтовок и автоматов. В промежутках между очередями противник забрасывал защитников периметра ручными гранатами.

Русские, несмотря на потери, упрямо продолжали наступать.

«Ур–р–ра!» — прокричали они раза два или три. Их боевой клич был похож на клич североамериканских индейцев. Должно быть, кричать было довольно трудно, продираясь вперед по снегу, судорожно хватая ртом морозный воздух, падая под пулями немецких солдат, потому что дальше красноармейцы атаковали с менее громкими и пафосными криками.

Немцы, вот уже много недель ощущавшие безнадежность ситуации, в которой они оказались, были поражены безнадежным упрямством русских, неумолимо двигавшихся навстречу смерти. Они почти ежедневно погибали точно так же, что и в эти минуты, в ясный зимний день или в снежную бурю, когда им удавалось продвинуться чуть ближе к периметру и сойтись с противником в рукопашной, чтобы затем снова откатиться назад.

Если, конечно, они откатывались назад. Обороняющимся часто приходилось плохо, и их спасал только гений Мабриуса, бросавшего в бой малочисленные отряды резерва на выручку тем, кто оказывался в наиболее скверном положении. Однако, несмотря на все его усилия, периметр каждую неделю неумолимо сжимался.

Русские атаковали в соответствии с твердым, никогда не изменяемым графиком, который, видимо, был высечен в камне, возможно, могильном. Ребенок, пожалуй, проявил бы больше хитрости, чем они, атакуя с исправностью часового механизма независимо от того, благоприятны условия для наступления или нет.

Снег был глубок, солнечный свет ярок, и немцы, которых было в десять раз меньше, чем осаждавших их русских, отлично видели наступающего врага и в критическом месте в критический момент обрушивали на него весь свой смертоносный арсенал. Тяжелые пулеметы часто заедало или они замерзали на морозе, однако штурмовые отряды быстро доставляли новые, хранившиеся в резерве. Пулемет «MG–34» был хорошим оружием, пожалуй, даже лучшим в своем роде, однако в первые дни после того, как наладили воздушный мост с Большой землей, на «юнкерсах» был доставлена более современная, усовершенствованная модель — «MG–42». Этот пулемет отличался большей скоростью стрельбы, и защитники Холма прозвали его «пилой для костей».

Русские, привыкшие к тому, что немцы выкашивали их ряды из старой модели, «тридцать четвертой», продолжали наступать на вражеские позиции со зверски просчитанным упрямством. Они знали, что после постоянной стрельбы обязательно наступит момент, когда немецкий пулемет заест и можно будет броситься вперед, ступая по трупам товарищей, и уничтожить пулеметные расчеты врага штыками, гранатами, ножами и всем прочим, что только попадется под руку.

Новая модель имела упрощенную конструкцию, и «сорок второй» заедало крайне редко, да и на мороз он реагировал достаточно стойко. Когда русским удалось засечь такую смертоносную машину, они вызывали на нее огонь своих артиллерийских батарей. Однако связь у них была всегда плохой, и снаряды часто ложились далеко за немецкой огневой точкой.

Кордтс не спускал глаз с наступающих вражеских солдат. Они атаковали не одни, а в сопровождении танков.

Пехота не может подойти близко, не может сохранить четкий строй до самого конца. Измученные, деморализованные, раненные, яростно кричащие или находящиеся в состоянии тупого отчаяния, русские двигались вперед, подгоняемые сзади своими командирами. Но наконец наступил тот миг, когда офицеры уже не могли гнать их вперед, несмотря на угрозы и ободрительные крики.

Однако танки катили без остановки, и бежавшие рядом с ними люди знали, что уже ничто не может остановить их.

Такие мысли могли прийти в голову лишь слабым, нерассуждающим людям. Защитники периметра, несмотря на свое малое количество, заняли позиции возле опорных пунктов. Им постоянно казалось, будто танк преследует именно их и именно их избрал своей целью. В Холме у немцев не было противотанковых орудий. Русским бронемашинам противостояли лишь обычные люди из плоти и крови, вооруженные либо связкой ручных гранат, либо миной Теллера.

Поэтому обороняющимся приходилось ждать, когда танк окажется в непосредственной близости от них.

Вскоре первый танк пробил снежную стену, чем–то напоминая взрывающий высокие морские волны быстроходный катер. На пару секунд он как будто замер на месте, взрыхляя гусеницами снег, звеня рычагами управления и давя обрушившиеся на землю обледенелые комья. В эти мгновения он был уязвим для выстрела из противотанкового ружья или броска гранаты, однако немецкие пехотинцы крайне редко понимали это и редко заставляли себя оправиться от потрясения при встрече с железным монстром. Они реагировали в таких случаях чаще всего так — или старались убраться прочь, или сжаться от ужаса в комок. В данный момент около танка находилось несколько человек. Откуда–то издалека, со стороны уцелевшего участка снежной стены, к бронемашине бежал какой–то солдат с миной Теллера. Однако не успел подобраться ближе, как танк резко рванул вперед в направлении центра города по одной из главных улиц.

Пулеметчики были обучены — если в данном случае уместно слово «обучены» — не обращать внимания на танки и вести огонь только по сопровождающей бронемашины пехоте. После этого немецкие пехотинцы должны были заняться танком. Во всяком случае, те из них, у кого хватало на это мужества. Человека невозможно научить тому, как следует уничтожать боевые машины без помощи артиллерии, однако отдельным храбрецам это удавалось.

К числу таких людей относился Кордтс, умевший сохранять спокойствие и самообладание в самые опасные минуты. Он не впадал в панику, хотя вид железных лязгающих гусеницами чудовищ вызывал в нем некое подобие умственного паралича, не позволявшего мыслить ясно и действовать разумно и быстро. Но, пережив несколько месяцев танковых атак, учишься вести себя инстинктивно, как бы парадоксально ни звучало это слово, которое означает, что в критические мгновения ум обостряется и ты понимаешь, что нужно делать, чтобы остаться в живых. Как это всегда бывает, некоторые люди быстро обретали опыт в бою и учились подавлять в себе страх перед лицом опасности.

В брешь, проделанную первым танком, тут же нырнул второй и тоже устремился в сторону города. Кордтс отскочил к стене и, осмотревшись, убедился, что вражеской пехоты пока нет. При этом он на всякий случай сжимал в руке первую из имевшихся у него гранат. Солдат с миной Теллера ничего не успел сделать, погибнув под гусеницами второго танка. Это было ужасное зрелище, которое, кстати сказать, заметили далеко не все. Однако кто–то успел подхватить мину и броситься с ней к третьей вражеской бронемашине, немного отставшей от двух первых. Храбрец сунул ее круглый диск прямо под башню и, дернув за кольцо, отскочил в сторону. Потеряв равновесие, он тут же полетел в снег.