Просто дух захватывает, когда представишь, как старый обольститель в отставке дорабатывал и переделывал либретто к опере Моцарта, переиначивал образ Дон Жуана. Это тем более захватывающе, что если Дон Жуан и Казанова – главные объекты вожделения женщин на Западе, венецианец по сути своей – анти-Дон Жуан. Нет ничего общего между итальянцем Джакомо Казановой и испанцем Дон Жуаном, равно как и между их последующими списками – Ловеласом Ричардсона и виконтом де Вальмоном из «Опасных связей» Лакло. Во-первых, в социальном плане: Дон Жуан дворянин. Казанова – более чем скромного происхождения. С одной стороны – идальго, дворянин и испанец, с другой – выскочка, которому вечно приходится ходить по лезвию ножа. Если у одного – врожденное и неукоснительное чувство чести, поскольку, во всяком случае, он мог себе его позволить, другой был всегда готов пойти на сделку с совестью, если в том была необходимость.

Для бонвивана-Казановы, спешившего наслаждаться жизнью, женщина, без сомнения, была чудесным и незаменимым наслаждением, но все же одним из удовольствий в ряду многих других, от которых он не намеревался отказываться ради нее: аппетитных блюд, выдержанного вина, оперы и хороших театральных пьес, развлечений светского общества, красот беседы, возбуждения и азарта игры. Ни одной сладострастной возможности, открывавшейся ему, он не отвергал. Дон Жуан, напротив, оставил все ради женщин, так что его карьера обольстителя стала формой аскетизма. Итальянец – чрезвычайно общительный человек, тогда как испанец замкнут в себе. Дон Жуан, храбрец и гордец, бросает вызов всему обществу. Казанова уважает, или, по крайней мере, притворяется, что уважает его правила и законы. Он предпочитает лукавить и соблюдать приличия. Дон Жуан – безбожник, однако приверженный католическим чувствам, богохульник, иконоборец, тогда как Казанова чужд религии, хотя при необходимости может заделаться христианином. Вера или неверие для него неважны: как сложатся обстоятельства. Дон Жуан – антихрист, Казанова – антиничто, он против разве что того, что могло бы помешать ему наслаждаться.

Дон Жуан, злодей и еретик, постоянно что-то нарушает, тогда как Казанова, более гибкий и управляемый, постоянно приспосабливается. Один гордо сопротивляется, другой тихо подлаживается. Дон Жуан любит устраивать скандалы, Казанова предпочитает их избегать. Для Дон Жуана соблазнить женщину – значит перейти черту, а для Казановы это пустяки. У испанца есть свое представление о грехе, содержащемся в плотских наслаждениях вне священных уз брака, в чем есть что-то от дьявола. Сатана живет в лоне женщины, которое он всеми силами ненавидит и жаждет покарать. Суть женщины нечистая и бесовская, что он доказывает всякий раз, как одна из них, чья верность, таким образом, была лишь показной и лживой, как и у всех ее сестер, уступает его домогательствам. Вот почему, садист и поборник справедливости, он преследует лишь одну цель – высмеять ее двуличную добродетель и похитить у нее честь, осквернить и унизить. Обесчестить женщину для него – значит доказать, что она есть всего лишь грубая плоть, каково бы ни было ее положение в обществе. Дон Жуаном движет рассудок, Казановой – гормоны.

Для Дон Жуана, воина любви, победа важна сама по себе. И чем она сложнее, тем ценнее и славнее. «Можно ли себе представить в жизни испанца доступных женщин, окружающих Казанову грациозным и продажным хороводом? – пишет Ф. Марсо. – Дон Жуану нет дела до доступных женщин. С ними невозможна победа. Согласие дается сразу, заключается перемирие, Дон Жуан с презрением удаляется. Что могут дать ему тела, сдавшиеся, еще не подвергшись нападению?»[106] Чем грознее препятствие, чем более непреодолимым оно кажется, тем упорнее действует Дон Жуан в противоположность венецианцу, который быстро устает. Он хочет заниматься любовью, а не покорять сердца. Доступная и уступчивая любовь, удобный случай, которым можно походя воспользоваться, никогда не смущали Казанову, предпочитавшего их войне на износ, нескончаемым осадам. Его, напротив, отталкивала чересчур сложная любовь, и он был готов упасть в объятия заразной шлюхи, чтобы компенсировать неудачу. Кстати, испытывал ли Дон Жуан наслаждение с женщинами? Хотя, разумеется, обольстителю нельзя обойтись без секса, ведь он обязан быть превосходным любовником, плотская любовь не является конечной целью его более метафизических, нежели физических поисков.

Казанова ненавидит все формы разрыва: грубый разрыв тех, кого он любит, с их мужьями или предыдущими любовниками, и свои собственные разрывы с возлюбленными. Все должно уладиться полюбовно, без сцен и драм. В этом смысле он в очередной раз противостоит Дон Жуану, которому женщины отдаются лишь после того, как сами совершили предательство. Как пишет Шошана Фельман, «важно отметить, что для всех соблазненных женщин принять предложение о браке от Дон Жуана было возможно, лишь нарушив прежде данное ими обещание»[107].

На первый взгляд Дон Жуан – человек, который, так же, как и Джакомо Казанова, бесконечно множит число побед у женщин. На самом деле каждая новая связь отрицала предыдущую. «По ту сторону внешнего сложения, в результате которого одни женщины добавляются к другим, мы сталкиваемся с необходимостью вычитания или замены. В череде женщин последующая не прибавляется к предыдущей, а неким образом отменяет ее, точно ее и не было»[108],– пишет Моник Шнайдер. Для Казановы новая любовница не отменяла предыдущих: он их всех брал на себя. Кстати, он часто с удовольствием с ними встречался и даже снова занимался с ними любовью через многие годы после первого знакомства. Не могу себе представить, чтобы Дон Жуан снова взял женщину, которой уже когда-то обладал. Что за интерес ему был совершать снова то, что он уже когда-то сделал? Во всяком случае, женщина, которой он овладел, для него больше не существует. Она призналась в своей сущностной нечистоте.

Дон Жуану знакомы только драматичные ситуации, тогда как Казанова старается лишить драматизма любовные связи. Дон Жуан предается отчаянию, не верит в счастье – состояние, наверное, отвратительное, с его точки зрения. Это персонаж в корне трагичный, тогда как Казанова преображает мир, в котором живет, в великую комедию. Вот почему Дон Жуан, разящий обольститель, который, кстати, не расстается со своей шпагой, жесток и зол, тогда как Джакомо почти никогда не лишен доброты и благожелательности и всегда стремится устроить семейное счастье соблазненных им женщин. Казанова любит женщин, Дон Жуан – нет.

Продолжение и окончание связей между либреттистом Моцарта и Казановой, – жалкое, как и сам Да Понте. Когда в 1792 году либреттист, у которого были неприятности в Венеции, отправился в Дрезден, то вздумал сделать небольшой крюк через Дукс. Два-три дня спустя он решил уехать в Дрезден, и Казанова вызвался сопровождать его до Топлица. Да Понте пришлось нанять другую лошадь, заручиться услугами форейтора. Лошадь понесла, карета опрокинулась. Ему пришлось в конце концов продать и коня, и карету, потеряв попутно сорок пиастров. Расходы росли как снежный ком. «Более того, Казанова, вызвавшийся вести переговоры по продаже, оставил себе два цехина за посреднические услуги. «Это, – сказал он мне, – позволит мне вернуться домой, и поскольку я никогда не смогу вам их вернуть, как, впрочем, и все остальные суммы, которые я вам должен, позвольте мне дать вам три совета, которые стоят больше, чем все сокровища мира: первое, мой дорогой Да Понте, если вы хотите составить состояние, не ездите в Париж; отправляйтесь в Лондон; второе: в Лондоне – ни ногой в “Итальянское кафе”; третье: никогда не выдавайте краткосрочных векселей». Решительно, Казанову не переделать: этот вечный шарлатан постоянно что-то продает, чтобы выручить немного денег, – магический рецепт философского камня или добрые советы, которые вреда не принесут. Хотя оба приятеля еще поддерживали переписку, они больше никогда уже не увидятся.