Я был искренне восхищен тем, как ненавязчиво и постепенно Ванесса подводит зрителей к пониманию одного из ключевых обстоятельств: мать вовсе не страдает болезнью Альцгеймера как таковой, в действительности у нее опухоль мозга (за эту деталь, безусловно, следует благодарить моего брата Джеффри). По ходу действия становится ясно, что разговоры о старческом маразме — это выдумки дочери, которая таким образом пытается отвлечь и мать, и саму себя от более страшной правды. Типа «давай-ка, мама, притворимся, что у тебя просто едет крыша, и не будем даже мельком вспоминать о том, что реально творится в твоей голове».

Я сказал «Ванесса подводит», потому что в этом скорее чувствовалась ее рука, чем рука де Вульфа. Его манера была более прямолинейной, с аллюзиями на киноклассику, — к примеру, стремление матери увидеть нечто несуществующее где-то у черта на куличках сразу вызывало в памяти «Полуночного ковбоя» Джона Шлезингера, где Риццо так же долго и отчаянно стремится попасть в Майами. А ее без конца повторяемый вопрос: «Есть ли мартышки в Манки-Миа?» — перекликается с просьбами слабоумного Ленни: «Расскажи мне о кроликах, Джордж» — в картине Льюиса Майлстоуна «О мышах и людях».

Вообще, фильм был проникнут светлой тоской — и, в конце концов, не так уж важно, кто из его создателей в большей мере приложил к этому руку. Но угодить абсолютно всем невозможно, и Поппи этот фильм не угодил.

Хоть я в картине и не появлялся, там был один смутивший меня момент. Ниже привожу весь эпизод, как он прописан в сценарии.

Натурная съемка.

Ночь. Кемпинг на берегу Акульей бухты.

Дочь. Мама, смотри! Ты это видишь?

Мать. Нет. О чем ты?

Дочь. Падающая звезда.

Мать. Я ее прозевала. Может, упадет еще одна?

Дочь. Наверняка упадет. Это было здорово! Удивительное дело — до сих пор видеть звезды, погасшие миллионы лет назад.

Мать. Откуда ты знаешь, что они давно погасли?

Дочь. Ну, так принято считать.

Мать. Если звезда упала миллион лет назад, как она может падать сейчас? Звезда не может упасть дважды.

Дочь. Не может. Но то, что мы сейчас видели, произошло очень давно.

Мать. О чем ты говоришь? Как это давно?

Дочь. Мы видим то, что случилось миллионы лет назад.

Мать. Это и есть теория Большого взрыва?

Дочь. Нет, кажется, это по-другому называется. Это как-то связано со скоростью света.

Мать. А мы завтра увидим мартышек?

Дочь. Не уверена. Утром наведу справки. Но мы можем снова порезвиться с дельфинами.

Мать. Налей мне еще стаканчик.

Дочь. А тебе он нужен? Тебе он действительно нужен? Лучше полюбуйся этим чудесным небом. Такое чувство, будто до нас его никто никогда не видел. Тебе хоть раз случалось видеть столько звезд?

Мать. Случалось как-то раз — когда я встретилась с твоим отцом на острове Уайт. Я тогда была совсем юной девчонкой.

А звезд там было еще больше, чем здесь.

Дочь. В это трудно поверить, мама. Разве что в ту пору небо над Англией было чище, чем теперь.

Мать. Почему в это трудно поверить? Если звезды с тех пор продолжали падать, то их на небе сейчас должно быть меньше, чем было тогда. Почему ты все время мне противоречишь?

Дочь. Смотри — вон еще одна падает!

Мать. Значит, еще одной стало меньше.

Дочь. Мне кажется, кто-то тебе машет.

Мать. Где? Может, это одна из твоих звезд?

Дочь. Вон там. С яхты. Ну да — машет обеими руками.

Мать. Я поняла — ты просто хочешь меня отвлечь. Давай-ка лучше выпьем.

Дочь. Подожди еще немного, хотя бы до ужина.

Мать. Однако там и вправду кто-то машет. Дай-ка мне твою помаду.

Дочь. У тебя губы в порядке. Выглядишь превосходно. Ты настолько хороша, что он влюбился в тебя даже на таком расстоянии.

Мать. Откуда мы знаем, что это происходит сейчас, а не миллионы лет назад? Может, он машет нам из ледникового периода.

Дочь. Может, и так. Однако он не упал с неба в море. Он все еще там и продолжает махать.

Мать. А почему ты думаешь, что он машет не тебе?

Дочь. Догадаться не трудно. Это в тебя они все влюбляются. Всегда влюбляются в тебя. Разве ты забыла?

Мать. Когда это в последний раз в меня кто-нибудь влюбился?

Дочь. Ты уже забыла? Всего неделю назад, в Перте. Ювелир сделал тебе предложение.

Мать. Ты это все подстроила.

Дочь. Да зачем мне это подстраивать?

Мать. Чтобы я поверила, будто схожу с ума.

Дочь. Какой в этом смысл?

Мать. Тогда ты сможешь убрать меня с дороги. Твоя жизнь станет лучше, если я исчезну.

Дочь. Если бы я этого хотела, я скормила бы тебя дельфинам сегодня утром.

Мать. Такой фокус тебе бы с рук не сошел. Нет, ты хочешь объявить меня свихнувшейся, и тогда ты получишь надо мной опеку, о которой давно мечтаешь.

Дочь. Да я впервые заговорила об опеке всего пару дней назад!

Мать. Я в шоке от того, что ты вообще о ней заговорила.

Дочь. Только для твоего же блага. Мне будет легче заботиться о тебе на законных основаниях.

Мать. Я не нуждаюсь ни в чьей заботе. Зачем это мне?

Дочь. Да хотя бы затем, что ты очень забывчива. Ты забыла про ювелира в Перте. Ты все время забываешь, что в Манки-Миа нет мартышек. Настанет день, когда ты забудешь собственное имя.

Мать. Просто ты боишься, что я растранжирю твое наследство.

Дочь. Ну вот, пожалуйста, еще одна вещь, которую ты забыла, — у меня нет никакого наследства.

Мать. В этом вини своего отца.

Дочь. Мама, я не виню никого. Я вполне счастлива. И я не смогу быть счастливее, чем я есть сейчас. Ты только посмотри на эту ночь!

Мать. Знаешь, дорогая, временами я замечаю в нас с тобой столько общего, что мне хочется заплакать от умиления. Мы с тобой как сестры.

Дочь. В том-то и ошибка. Мы не сестры. Ты моя мать.

Мать. И я должна вести себя соответственно, ты об этом? Но если ты хочешь, чтобы мое поведение больше походило на материнское, может, и тебе стоит вести себя по-дочернему, а не сводничать, подыскивая мне кавалеров?

Дочь. По-твоему, я сводничаю? Когда это ты нуждалась в моих услугах сводни? Сколько я тебя помню, ты всегда могла подцепить кавалера без чьей-либо помощи. Ты также не обошла вниманием ни одного из моих мужчин, которых я приводила домой…