Потом, разогретые и приводя дыхание в норму, мы долголежали, не размыкая объятий, наслаждались покоем и счастливым ничегонеделанием.

— А помнишь, — вдруг сказала она с воодушевлением,на которое я едва не купился, — как ты в том животном теле, когда мы ещебыли теми смешными человеками, тайком от меня затащил Людмилку в автомобиль итам вы торопливо посовокуплялись, пока я покупала в гастрономе молоко и сахар?

Я едва не кивнул, соглашаясь, но вовремя насторожился,переспросил:

— Это когда такое было?

Она напомнила тем же отстраненным голосом, мол, мы ж всингулярности, что нам до тех примитивных существ, которыми были когда-то с ихпримитивными инстинктами:

— Да уже давно, если считать по наносекундам…

— Нет, — спросил я уже трезвее, — в нынешнемвремени. Когда мы еще там… тут, в смысле?

Она сказала фальшивым голосом, улыбаясь беспечно:

— Месяца два назад, когда мы возле супермаркетавстретили Людмилку, а ты поленился со мной пойти за покупками! Я пошла одна, авы остались с нею щебетать. Я сказала тебе на ухо: можешь трахаться с кемхочешь, даже у меня на глазах, но только не с Людмилкой! У нас старые счеты.

Я сказал возмущенно:

— Ты что? Поговорили малость, потом она ушла. Я сел вмашину и ждал тебя.

— Да? — спросила она уже ехидно. — Меня почтидвадцать минут не было! А ты знал, что пока там все отделы обойдешь, у меня жглаза всегда разбегаются, счет проверят, у меня он нестандартный… У вас временибыло ого-го! А Людмилка обожает экстремальный секс!

— Экстремальный, — переспросил я, — это когдаморду бьют?

— Так и было бы, — пригрозила она, — если быя вас поймала!

— Опомнись, — сказал я, — кролик я, что ли?..

— А что у тебя глазки так бегали? — уличилаона. — Я только открыла дверцу, как на меня такими запахами поперло!..То-то ты постарался поставить стекла тонированные! И помада у тебя была нащеке, и пудра… Скажешь, с клоуном подрался?.. Не хитри по таким мелочам, мы жесингуляры. Какие пустяки, чем тогда занимались эти примитивные существа, какимибыли мы тогда… Это простительно, тогда нас из стороны в сторону швыряли могучиеинстинкты…

Голос ее стал сладенький, я снова чуть было не поддакнул, нотревожный сигнал в черепе мигал и зудел, я вздохнул и сказал ей в тон:

— Ты права, я не стал бы стесняться рассказывать отаких мелочах… Мы тогда были не мы, а те примитивные существа, что сами, какговорится, не понимали, что творят. Но если правду, то ничего этого не было.Увы, даже поговорить об этом и посмеяться нельзя, не о чем.

— А помада на щеке? — потребовала она.

— Расцеловала меня на прощанье, — объясниля. — Вы же любите целоваться, уж и не понимаю, что в этом находите?.. Иушла раньше, чем ты открыла дверь универсама. Если бы ты оглянулась, увидела бысама.

Она сопела, еще не разуверенная, но я смотрю невиннымиглазами, вид чуточку обиженный и оскорбленный. Я-то знаю, что отрицать нужновсе и всегда. Гертруда хоть и обвиняет, но сама хочет верить, что у меня сЛюдмилкой ничего не было. Хоть мы и трансчеловеки, но все же нечто древнееатавистическое протестует, возмущается, ревнует.

Я обнял ее крепче, она судорожно вздохнула и прижалась всемтелом. Я поцеловал в лоб и шепнул на ухо:

— Перестань, все замечательно…

Она сказала с нервным смешком:

— Ты знаешь, это нелепость, конечно… но еще после тогопервого разговора…

— Какого?

— Ну, когда мы примерялись, как будем вспоминать этовот наше существование в человеческих телах, шуточки, конечно, хи-хи и ха-ха,но я с того дня то и дело ловлю себя на том, что не так уж и хи-хи… В самомделе сможем такое при нашем безграничном могуществе…

Я кивнул:

— Ну да, это будет. И что?

Она сказала с еще большей неловкостью:

— Да теперь начала ловить себя на том, что все скрытоестанет явным. И то, как с перекошенной мордой, когда меня никто не видит вванной, я рассматриваю, где у меня появляются морщинки, и как иной разбаловалась мастурбацией…

— Мастурбация не грех, — ответил язаученно. — А морщинки… ну и что?

Она отвела взгляд.

— Да просто неловко. Сегодня купила роскошный виноград,три грозди. До твоего прихода оставалось еще четыре часа, я не утерпела и однусожрала. А тебе сказала, что вот купила две, тебе и мне, поровну.

Она выглядела такой маленькой и несчастной, виноватой ижалобной, что я снова поспешно прижал ее к груди, баюкая, как испуганногоребенка.

— Перестань. Слопала, вот и хорошо. Я рад, что тебепонравилось.

— Да, но это нечестно…

Она всхлипнула, я прижал сильнее, встряхнул.

— Перестань. Ну перестань! Неужели думаешь, мне было быжалко винограда?

— Не-е-ет, — проворила она в слезах, — нежалко… Но я тайком, теперь мне стыдно.

— Престань реветь.

— А еще больше стыдно…

— Что?

— Если бы не это наше смотрение из будущего на наснынешних, я бы и не призналась…

Она разревелась громче, плечи тряслись, я чувствовал, какволосы на моей груди начинают слипаться, откуда столько слез у этих существ противоположногопола, вряд ли в сингулярности будет такое разделение…

А ведь в самом деле будет иное отношение… ко всему, подумаля и опасливо покосился вверх. Почему-то кажется, что смотреть на нас будутименно оттуда. Это как при мысли о Боге смотрят на потолок, хотя Бог вообще-товсюду, как постоянно твердится в их священных книгах. Сейчас еще вовсю орутзащитники прав личных свобод, в смысле, чтобы никто не видел, как онизанимаются мастурбацией хоть дома, хоть на улице за кустами, наблюдая запрохожими. Но их время проходит, камеры устанавливаются уже и в туалетах, скоро«личного пространства» не останется вовсе, и пусть от этого некоторый неуют,зато никто не сделает тайком в своем личном сортире бомбу.

А потом придет и время хроноскопа, когда потомки будутнаблюдать за нами, как мы рассматриваем найденные скелеты питекантропов игадаем, как они жили и что делали. И, возможно, мы сами доживем до того времении будем смотреть на себя нынешних.

А раз так, мелькнула грустная мысль, надо держать себя ивести себя постоянно в рамках. В смысле, достойно.

Но вслух я сказал мудро и взвешенно, брехло проклятое:

— Ну и что? Да пусть смотрят! Пусть даже смотрят те,которые мы сами в будущем. Они уже другие. Их не будет смущать то, что мы срем,плохо подтираем задницы и стараемся тайком от жены пощупать жену соседа. Этоболезни роста, как говорят, а вернее — нормальные вехи развития организма.