― это самый страшный на свете грех. И его совершил тот, кого ты так безропотно любишь и чью душу до сих пор пытаешься спасти. А для неё не существует спасения. Она черна, как уголь.

Застыла, мысленно жалея, что не могу ухватиться за что―то твердое. Ноги подкосились, но я устояла, приказывая себе не при каких обстоятельствах не слабеть.

Дарен. Он говорил про него. Говорил, что мужчина, которому я отдала своё сердце… забрал чью―то жизнь… сглотнула и сделала вдох. Нет. Он не мог. Только не Дарен… не тот, кто столько сделал для моей семьи. Не тот, для кого человеческая жизнь ― ценность. Не тот, кто готов бороться со всем миром, чтобы восстановить справедливость. Я верила в него. Несмотря ни на что. Вопреки всему. И не потому, что любила. Просто видела его обнаженную, израненную болью душу.

Сжав пальцы в кулачки, вскинула подбородок.

— Ты ошибаешься. Дарен не убийца. Он никогда бы не совершил ничего подобного. Особенно по отношению к невинному.

Палач некоторое время молчал, а затем вдруг рассмеялся. Качнув головой, он взял в руки маленький резиновый мячик и сжал его в кулаке.

— Меня всегда поражала такая непоколебимая вера и такая безграничная, всепрощающая любовь. Соединившись, они способны заставить человека сделать невозможное, но стоит одному ослабеть… и они полностью его разрушают. ― он выпрямился, подбросив мячик, а затем сунул руки в карманы брюк и начал неторопливо приближаться. ― Неужели ты наивно полагаешь, что такой, как он… сын своего отца… не смог бы лишить человека жизни?

— Дарен не такой, как его отец, ― зашипела, когда Палач подошел вплотную, ― ты совсем его не знаешь!

— Ошибаешься. ― ответил Он, пока в синем омуте продолжал расти гнев. ― Я знаю его даже лучше, чем он сам. Знаю, на что он способен, и как, на самом деле, глубоко внутри себя, ничтожен и слаб. Сказать, откуда мне это известно? Мм―м? Почему я так уверен в его виновности? ― Палач немного помолчал, а затем наклонился к моему уху, вынудив прикрыть глаза. ― Потому что в этой жизни я ― Дьявол. Его кара и погибель. Я иду за ним. И очень скоро заставлю перехотеть дышать.

Его шепот заставил всё тело предательски задрожать.

Когда Он отстранился, сильные руки схватили меня и вывели из кабинета. Я не успела ничего понять, как вновь была в «своей» комнате, а в двери снаружи уже поворачивался ключ. Не сумев совладать с эмоциями, рухнула на шелковые простыни, а затем, вцепившись в ткань руками, громко зарыдала.

― Мне не нужны ответы, ― направляясь за Грегом, стискивал зубы, ― я знаю, что это ты!!

— Отлично, ― рявкнул Грег, одним резким движением распахивая двери, ― тогда ты будешь не против убедиться в этом ещё раз!!

— Я не хочу убеждаться в том, в чем итак уверен, ― зарычал, ― просто скажи мне, где она, или прямо в этой чертовой больнице я сверну тебе шею!!

— Лейни! ― девушка за столиком подпрыгнула, чуть не выронив из рук кружку. Увидев теперь уже двух разъяренных мужчин, она задрожала сильнее. ― Скажи мистеру Бейкеру, где я был всю ночь!

— В―вы… отъезжали на срочный вызов.

— Когда это было?

— Около десяти. Вернулись вы около двух.

— Что я делал до этого?

— Вы… проводили операцию по пересадке сердца. Четыре часа из палаты не выходили. Вот, ― она подняла вверх тетрадку, ― всё есть в записях.

— Ты ― идиот, если считаешь, что я поверю каким―то записям!

— Спасибо, Лейни. Это всё. ― девушка настороженно села, а Грег развернул к себе телефон и набрал трехзначный номер. ― Дейв, мне нужны записи с камер сегодняшнего вечера и ночи.

Мобильный в кармане завибрировал.

Я бы не обратил на звонок внимания, если бы не мысли о ней. Это могла быть она.

Вдруг Эбби удалось добраться до телефона? Вытащив телефон из кармана, еле сдержался, чтобы не застонать от разочарования, но всё же нажал на «принять».

— Мы знаем его имя. ― начал Смит, не давая мне произнести ни слова.

— Лайонел, я не могу говорить. Давай потом.

— Мы знаем его имя, Дарен, ― повторил мужчина, ― знаем имя Палача. ― замер всего на мгновение, до тех пор, пока одна мысль в его голове не сменилась другой. ― Где именно он находится, выяснить пока не удалось. Но мы работаем над этим. Обещаю, очень скоро…

— В этом нет необходимости, ― придя в себя, ответил, ― я уже его нашел.

— Нашел? ― переспросил Смит. ― Как ты узнал, кто он?

— Просто сложил два и два.

— Дарен, ты уверен?

— Он похитил Эбби, Лайонел, ― тихо сказал, понимая, что силы оставляют, ― он забрал её у меня.

— Где ты?

— В Центральной больнице.

— Мы неподалеку. Ничего не делай, слышишь? Дождись нас.

Не помнил, как отключил звонок; не помнил, сколько времени прошло, и что в эти минуты делал. Видимо, отчаяние, смешавшись с нечеловеческой болью, вцепилось в меня по―настоящему мертвой хваткой.

Опустившись на диван, обхватил голову руками, осознавая, что внезапно лишился сил для борьбы ― всех сил до последней. Охранник, принесший записи с камер, включил их на мониторе, но я не смотрел, с совершенно отстраненным взглядом думая о том, где сейчас была моя любимая. В порядке ли она. Нуждается ли в чем―то. И ребенок.

Я молил Бога ― действительно молил ― чтобы с ними всё было хорошо. И корил себя за слабость, которая одолела именно сейчас ― когда больше всего на свете мне нужны были все силы этого чертового мира.

Лайонел и Кейден приехали быстро. Они вошли в здание в сопровождении четырех или пяти полицейских. Я встал.

— Где он? ― испепеляющий взгляд послужил ответом. ― Мартин? ― уточнил Смит, подходя ближе. ― Как он к этому причастен?

— Он ― Палач, ― стиснув зубы, прошипел я, ― чертов ублюдок.

— Это не он, Дарен, ― так же тихо продолжал Лайонелл, ― Палач ― не Грег.

— Это он. Он!

— Нет. ― наверное, замечая, что я на грани, Смит сжал мои плечи. ― Услышь меня. Это не он.

Кейден сказал что―то полицейским, и те, кивнув, вышли из холла.

— Ты давно спал?

— Кто он?

— Дарен, тебе нужен сон…

— Кто он, черт подери?!

Злость. Бешенство. Адреналин.

Всё это помогало мне становиться собой. Становиться Зверем.

Лайонел встретился взглядом с Кейденом, а затем вновь повернулся ко мне.

— Джек Каллаган, ― после недолгого молчания, ответил Смит, ― он ― Палач.

Палач

― Девчонка в комнате. ― Шейн вошел в кабинет; его ярость и исступление моментально бросились в глаза.