и самой 55-й армии в процессе подготовки к наступлению не имело реальной картины состояния обороны противника и потому не смогло эффективно ее преодолеть и тем более предвидеть дальнейшее развитие хода боевых действий на участке прорыва. Пытаясь в какой-то мере смягчить неудачу 55-й армии, командующий войсками Ленинградского фронта в своем докладе в Ставку ВГК подчеркивал важность овладения Ульяновским узлом обороны противника. «Продолжение наших действий на этом направлении, – отмечал Л. А. Говоров, – приводит не только к захвату важнейшего в системе обороны противника как для тосненского, так и для мгинского направлений узла, но и срывает подготовку противника к активным действиям на Ленинградском фронте»[668]. Подводя итог своему докладу, командующий войсками Ленинградского фронта заключал: «Необходимость подготовки для дальнейшего наступления на противника, перешедшего к обороне, приведения войск в порядок, так как оставшихся резервов недостаточно, и наступившая полная распутица, до крайности связывающая наступательные действия войск, требуют перерыва в развитии общего наступления…» В связи с этим Л. А. Говоров просил Ставку ВГК разрешить «общее наступление на ульяновском направлении временно приостановить».[669]

1 апреля 1943 г. представитель Ставки ВГК К. Г. Ворошилов направил Верховному Главнокомандующему донесение, в котором откровенно высказал свое мнение относительно посланных командованием Ленинградского и Волховского фронтов в Ставку ВГК донесений с кратким изложением хода операции ударных группировок 55-й и 8-й армий за период 19-30 марта 1943 г. и своими предложениями. Раскрывая содержавшиеся в этих донесениях обтекаемые формулировки и оценки, он прямо указывал на их главный пункт: «По существу оба фронта предлагают временно приостановить выполнение вашей директивы от 7 марта с. г. и разрешить им выполнение частных задач с целью улучшения тактической обстановки наших войск»[670]. Оценивая предложения командования Ленинградского и Волховского фронтов по «выполнению частных задач», представитель Ставки ВГК считал их в целом нецелесообразными, и его аргументы, как представляется, по крайней мере теперь, были достаточно убедительны. Он исходил из того, что оба фронта поставленной задачи не выполнили; вносимые ими предложения не гарантируют и в дальнейшем выполнение Директивы Ставки от 7 марта 1943 г.; «потери в людях в этих операциях в обоих фронтах весьма велики, правда, и противник понес огромные потери»; расход боеприпасов несоизмерим с достигнутыми успехами; потери в танках значительные[671]. «Все это результат не только, и, по-моему, даже не столько потому, что силен враг, – делал вывод К. Е. Ворошилов, – сколько вследствие того, что мы недостаточно хорошо подготовились к этой операции и особенно плохо была подготовлена пехота к действиям в условиях лесисто-болотистой местности. Следует также учесть, о чем я однажды уже доносил вам, что войска, привыкшие сидеть длительное время в обороне, медленно усваивают даже элементарные приемы наступательных действий»[672].

2 апреля 1943 г. Ставка ВГК отдала приказ войскам Ленинградского и Волховского фронтов прекратить наступление, закрепиться на достигнутых рубежах и организовать прочную оборону. Итоги операции по разгрому Мгинско-Синявинской группировки противника, как уже отмечалось, были неутешительны, принимавшие в ней участие 8-я и 55-я армии понесли тяжелые потери. По данным Г. А. Шигина, 8-я армия потеряла 38 тыс. человек, 55-я – 20 тыс. человек[673]. Можно согласиться с Е. В. Ильиным в том, что потери 55-й армии, возможно, были выше, чем считает Г. А. Шигин, если иметь в виду, что из ее 9 дивизий (численностью до 6,5 тыс. человек каждая) сохранили свою боеспособность только три[674]. Не могу здесь не упомянуть, что 25 марта 1943 г. погиб на Ленинградском фронте и мой отец, о чем из Военного Комиссариата Володарского района Ленинграда моей матери пришло «извещение» по форме № 4: «Ваш муж, красноармеец Соболев Леонтий Ефимович, уроженец Смоленской обл., в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявляя геройство и мужество, погиб 25 марта 1943 года»[675].

Таким образом, предложенный в начале марта 1943 г. Военным Советом Ленинградского фронта план операции, ближайшей целью которой было овладение синявинским укрепленным районом противника – «для надежного обеспечения коммуникаций фронта, проходящих вдоль берега Ладожского озера, от постоянного воздействия артиллерийского и минометного огня противника», – осуществить не удалось. Вражеская артиллерия продолжала почти в упор расстреливать идущие в город-фронт по Шлиссельбургской железнодорожной магистрали поезда с продовольствием, топливом и боеприпасами. По-прежнему противник методично обстреливал непокорный Ленинград: в марте 1943 г. в городе разорвалось почти 4 тыс. артиллерийских снарядов[676]. Вот почему измученные обстрелами и бомбежками ленинградцы с надеждой прислушивались к доносившейся с фронта артиллерийской канонаде. 19 марта 1943 г., в день начала Мгинско-Синявинской операции, Н. П. Горшков записал в своем дневнике: «…Сутра и весь день до вечера слышны звуки отдаленной арт. канонады…»[677] Увы, ни в этот день, ни позднее канонада так и не приблизилась тогда к городу-фронту

В марте 1943 г. огромный урон от артиллерийских обстрелов противника понесла 5-я ГЭС, находившаяся за Невской заставой, на правом берегу Невы, в пределах видимости тяжелой немецкой батареи. Только за 7 и 8 марта на ее территории упало 136 11-дюймовых снарядов, которыми были разбиты три воздушные подстанции, четыре железнодорожных пути, трансформаторная башня, насосная станция и многие другие здания. Опасаясь взрыва котлов, управление «Ленэнерго» отдало распоряжение о полной остановке станции, однако ее работники за сутки непрерывной работы сумели ликвидировать основные повреждения и по примитивной схеме возобновить подачу электроэнергии городу. «Благодаря своевременному укрытию ранено и убито только 7 человек, – отметил на следующий день в своем дневнике главный инженер 5-й ГЭС Л. А. Топорков. – Персонал вел себя хорошо и держался стойко, несмотря на очень тяжелую обстановку»[678].

22 и 24 марта последовали новые разрушительные обстрелы 5-й ГЭС, к которым добавились ночные бомбардировки. «Станция с каждой бомбежкой и обстрелом становится все менее жизнеспособной, несмотря на напряженные восстановительные работы, – горевал ее главный инженер Л. А. Топорков. – Противник, по-видимому, принял решение разгромить всю ленинградскую энергетику. Произведены также налеты в крупных масштабах – на Волховскую станцию, в меньших масштабах – на первую и вторую ГЭС. На первой сгорели баки с мазутом. У нас разрушено 6 путей. Разбито 157 вагонов с топливом. Разрушена южная откатка. Из разбитых магистралей вода растеклась по территории. Вода перекрыта. Остановлены насосная первого подъема, котлы юга дожгли остатки топлива и встали. Работают лишь котлы №№ 2 и З»[679].

Особенно разрушительным для 5-й ГЭС оказался налет вражеских бомбардировщиков 25 марта. Из 26 бомб, сброшенных на территорию станции, четыре были весом в 1 т, четыре – по 500 кг, остальные – 250 кг. «По территории невозможно пройти: страшное нагромождение оборудования, металла, железобетона, рельс, остатков вагонов, глыб земли. Разрушена эстакада, подземные магистрали, – подводил плачевные итоги бомбардировки Л. А. Ходорков. – Вагоны с топливом весом в 20 тонн заброшены на вагоны на параллельном пути, как игрушечные. Разрушения даже для Ленинграда поражают воображение. Организуем восстановление. На восстановлении