Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он остановился неподалеку от нее и попросил разрешения присесть. В замешательстве Гвен не могла произнести ни слова и просто кивнула. У костра начались танцы, заиграли трубы.
— Ты танцуешь? — спросил Бран. Гвен покачала головой.
— А я иногда люблю потанцевать, — сказал он, его голос был мягким, почти музыкальным. — На прошлой неделе я ехал мимо горного озера, и на закате солнце словно целовало его безмолвную гладь, позолотив ее. Я был готов спрыгнуть с лошади и пуститься в пляс от радости.
— И ты танцевал?
— Да! Прыгая по траве, я, должно быть, выглядел круглым дураком. Конь смотрел на меня, и по его глазам читалось, что он считает меня идиотом. Но мой конь стар, потому и циничен.
— Как можно считать коня циничным? — изумилась Гвен.
Бран сидел позади нее и смотрел на костер. Это позволило Гвен немного расслабиться, потому что она не любила, когда на нее пялятся. Профиль юноши был четким, и Гвен увидела в нем мягкость, которой часто не хватает мужчинам-ригантам.
— Ну, — наконец произнес парень, — мы с конем нередко беседуем. Я часто рассказываю ему о своих планах и мечтах. Иногда, когда я кажусь ему слишком романтичным, он вскидывает голову и фыркает. Таким образом он дает мне понять, что мир, в котором мы живем, не идеален.
— Кажется, твой конь очень мудрый.
— Он и правда мудрый.
Они немного посидели в тишине, и, к удивлению Гвен, парень не казался ей назойливым. Он ничего не просил, даже не задавал вопросов — просто сидел, отдыхал и смотрел, как скачут и кружатся танцующие. Гвеи захотелось узнать его имя, но это бы означало, что она проявляет интерес, и она молча смотрела на танцы.
Через некоторое время юноша заговорил снова:
— Знаешь то место к западу от Золотых Скал, где леса упираются в скалы песчаника и река расширяется?
— Знаю, — ответила Гвен, — там очень красиво.
— Я хочу построить там дом. Он будет из камня.
— Из камня? Зачем тебе дом из камня?
— Хочу, чтобы он подольше простоял. Пусть в нем живут мои дети и внуки и знают, какую радость я испытывал, В доме будут большие окна с видом на запад, и заходящее солнце будет освещать очаг. Я рассказал об этом коню, и он ни разу не фыркнул.
— Тогда ты обязательно должен построить такой дом, — осмелев, заявила Гвен, — нельзя пренебрегать советами мудрого коня.
Парень засмеялся, и Гвен тоже улыбнулась. Она не умела шутить, и хотя шутка не особо удалась, для Гвен это было достижением.
— А у тебя есть другие мудрые животные? — спросила она.
— Нет! Только очень глупый пес. Мы зовем его Стариком. Других собак он не любит, но каждое утро гуляет по полям, не обращая внимания на кроликов, которые к нему настолько привыкли, что, когда он пробегает мимо, продолжают есть. Старик их любит.
— Однажды утром другой мой пес, молодой разбойник Пига, решил поохотиться на кроликов. Старик напал на него, укусил за лапу и выгнал с луга. Потом уселся и стал ждать, пока кролики вылезут из нор и начнут есть траву. Друзья часто смеются надо мной из-за проделок Старика.
К ним подошла рыжеволосая женщина.
— Вот ты где! — сказала она. — Пойдем, Бран. Ты хозяин праздника и должен присутствовать за столом.
Бран ей помахал:
— Это моя мать, Мирия. Здорово она командует, правда? Ну, мне пора, нужно исполнить свой долг.
Бран поднялся и пошел к костру.
Как только юноша отошел, Гвен поняла, что уже скучает по нему. Вдруг он повернулся и подошел к ней.
— Пойдем, — проговорил он, подавая руку, — поужинаем вместе.
На секунду она испугалась, а потом встала, взяла его за руку и поднялась. Через пять недель они поженились.
Теперь в доме, где вырос Бран, Гвен чувствовала только грусть. Ее сын был таким сильным, быстрым, полным жизни. Удивительно, как быстро исчезла его сила. И вот его больше нет.
Открылась дверь и вошла Мирия.
— Представляешь, как глупа эта женщина? — спросила она.
Атмосфера спокойствия тут же исчезла.
— Какая женщина? — спросила Гвен, поворачиваясь к свекрови.
— Ворна! Ей приснилось, что в Три Ручья идут Морские Волки и что все мы должны бежать куда глаза глядят. Уверена, некоторые послушают. Идиоты!
— Говорят, когда-то у нее был чудесный дар.
— Был, — согласилась Мирия, — но давно сплыл! Осталось одно упрямство.
— За что ты ее так ненавидишь?
— Она дружит с незаконнорожденным Бэйном, а тот поклялся убить Коннавара. Можешь себе представить? Предательница! Ее следовало бы повесить!
Гвен не ответила. Чтобы спрятаться от потока отрицательных эмоций, которые излучала Мирия, она ушла в спальню. Оррин все еще спал. Он спал уже четыре часа, днем такое случалось очень редко. Гвен присела на его кровать и легонько потрепала по плечу:
— Вставай, малыш! Я приготовлю тебе тосты. Мальчик не шевелился. Гвен перевернула его на бок. Под глазами Оррина были синие круги, а кожа блестела от пота.
— Нет! — прошептала мать. Потом закричала во весь голос: — Оррин! Оррин!
В спальню вошла Мирия:
— Ради всего святого, из-за чего такой крик? Тут она увидела неподвижную фигурку внука.
— Нет! — закричала она, бросаясь к кровати. — Не может быть!
Она приложила пальцы к шейке мальчика, пытаясь нащупать пульс.
— Он жив, — сказала она, — но пульс очень слабый.
— То же самое было у Ру, — плакала Гвен. Мирия молчала, все было ясно.
Гвен взяла сына на руки.
— Что ты делаешь? — спросила Мирия.
— Несу его к Ворне.
— Запрещаю тебе! — закричала Мирия, вскакивая с места.
— Одного сына я уже потеряла, — произнесла Гвен, — и не хочу из-за тебя потерять второго.
Гвен выбежала из дому и в сумерках понесла Оррина через поле к дому Ворны.
Ворна положила неподвижное тело ребенка на кровать и, взглянув на мать, поняла, что та страшно испугана.
— Иди на кухню и вскипяти воду для чая.
— Он не может пить, — сказала Гвен.
— Он не может, а вот нам чай не повредит. Я пока осмотрю его.
— Пожалуйста, не дай ему умереть! — со слезами в голосе взмолилась Гвен.
— Сделаю все, что смогу. Иди и приготовь чай. Мне — без сахара. Ромашку найдешь в синей банке за печью.
Отвернувшись от Гвен, Ворна положила руки на голову мальчика. Закрыв глаза, она пустила свой дух в тело ребенка. Он умирал, в этом не было ни малейшего сомнения, — органы уже отказали. Ворна не сразу поняла, в чем дело, и влилась в кровь ребенка. Наибольшее беспокойство вызывали почки, и Ворна направила всю свою силу, укрепляя ткани. Едва почки заработали нормально, Ворна почувствовала, как недуг поражает их с новой силой. То же самое рассказывал Бануин о болезни Руатайна — едва отступив, болезнь атаковала с новой силой. Неистово бьющееся сердце Оррина неожиданно остановилось, но Ворна тут же наполнила его силой, и оно снова забилось.