Знаю теперь, что испытывает удавленник, когда дёргается в петле.

— Совсем озверел… — сочувственно покачал головой Реметалк.

Дардиолай усмехнулся. Это ж надо от оборотня такое услышать.

— Чего теперь-то?

— Велит ехать. Завтра.

— Ты ж хромой. Ты ж едва из такой передряги вырвался. Что, и передохнуть не даст?

— Не даст. Что хромой — сам виноват. А дело превыше всего. Похоже, и не было ещё ни у кого из братьев дела-то важнее этого.

— Н-да… Вот ведь… — покачал головой Реметалк.

— Ты что там про баню-то говорил?

— А! Так скоро готово будет. У нас, конечно, баня такая себе. Не в царских хоромах чай. Камней накалим и в бочку покидаем. Сколько-то хватит пропотеть.

— Ну, пошли.

Баня и верно оказалась скромненькой, да ему после месяцев блуждания по горам и лесам и такая нисколько не хуже, чем те термы в Ледерате, где довелось побывать ещё до первой войны с Траяном.

Нашлась и чистая рубаха. Девушки из храма Бендиды расстарались.

Вот в ней одной после бани он и стоял на ветру, вновь завороженно глядя на огни подле землянок.

Где-то там поселилась и Тармисара с дочкой. Не одни, конечно. Тут никому дела нет, сколь твой род знатен. Скученно, тесно.

С Тармисарой они за все дни пути от кастелла едва парой слов перекинулись. Не было никаких объятий с поцелуями. Вообще ничего. Лишь усталые взгляды.

А у неё ещё и испуганный.

Может, показалось?

Он вспомнил ту ночь, первую после того, как он догнал их. Костёр. Еловые лапы, нарубленные для постели. Из той деревни, где он некоторое время проторчал, удерживая Требония, Дардиолай утащил кое-какую одежду, что удалось найти в заброшенных домах. Целый тюк набрался. Шапки, безрукавки из овчины, зимние плащи. Он нашёл отороченные шкурами. Зажиточная деревня была, чай не на задворках где-то стояла, а возле Апула, что несколько лет столицей царства звался. Дардиолай знал, что тёплая одежда понадобится людям, вот и взял.

Разгорячённый после обустройства лагеря, он снял и кинул на еловые лапы меховую безрукавку.

Тармисара вздрогнула, и, как ему показалось, с ужасом поглядела на тёмный мех. Его основательно притрусило снегом, и сейчас он таял возле костра, блестел мокрыми капельками во мраке.

Дардиолай сел рядом, но не вплотную. Безрукавка оказалась между ними. Тармисара как-то странно смотрела на неё, а потом несмело прикоснулась к мокрому меху. И тут же руку отдёрнула. Вздрогнула.

— Ты чего? — удивился Дардиолай, — бери, надень. Холодно же.

— А тебе?

Это были вторые её слова после встречи. А первые — какое-то робкое: «Здравствуй», в ответ на его приветствие.

«Здравствуй, солнце».

Вот и увиделись. Впервые за долгие месяцы.

А, нет, не впервые.

«Ничего не бойся. Ничему не удивляйся».

Он вспомнил, как смотрел на неё там, в кастелле. Завороженно, едва не позабыв о деле. Как она смотрела…

Она впервые видела его таким.

При встрече им некогда было обниматься. Он сразу поспешил помогать женщинам.

«Здравствуй, солнце».

— Мне не холодно, ты же знаешь.

Она кивнула. Как-то странно, будто неуверенно.

Он не понимал, что с ней происходит. Она оцепенела, будто косуля, которая видит охотника с луком, но, почему-то, не бежит, хотя знает, что на неё смотрит смерть.

Что же так её напугало?

Он помнил, как кричал ей: «Беги!» Да только не суждено человеку различить слов в волчьем рыке, а он о том и не задумывался. Едва ли вообще это понимал.

Тармисара несмело спросила:

— Совсем холода не чувствуешь?

— Бывает и мёрзну, не без этого, — ответил ей Дардиолай, — но не так, чтобы сильно. Мне, скорее, сложно понять, каково тебе, когда согреться не можешь.

Чуть не сказал: «Каково вам, людям».

— Ты давай, надень, не бойся, это не моя шкура, это лиса. Только черно-бурая. Я тебе и рукавицы дам, и безрукавку. Я всякого притащил. Человек на пять должно хватить, у вас-то совсем с вещами туго.

Он попытался пошутить, чтобы сгладить неловкость. Но вышло плохо. Не до шуток сейчас.

Когда пришли на Когайонон, он и вовсе с ней не виделся больше. Все были заняты делом, новую жизнь свою обустраивали. Новые землянки копали с помощью тех, кто тут уже обжился. А он… слонялся вокруг. Пытался пристать к какой-то работе, да всё невпопад.

И вот теперь стоял на ветру, едва не голый и смотрел на её новый дом. Войти? Не ко времени будет. Там и малые дети спят. Дайна…

«Она не твоя».

— Дардиолай!

Он обернулся. Снова Реметалк, да не один. Вместе с Девнетом и Зайксой. Братьями.

Они обнялись, похлопали друг друга по плечам. Вновь посетовали на помятость Збела и подивились странному поведению Залдаса.

Девнет и Зайкса тоже не понимали, что нашло на отца. С ними он говорил куда меньше, чем с любимым сыном. Эти парни были послабее той четвёрки, что он отправил с Тзиром Скретой. Зайкса совсем молодой, чуть за двадцать. Братья подшучивали над ним часто. Имя, не очень подходящее для волка у него. Девнет постарше, но в полнолуние оба не в силах противиться зову Владычицы. А раз так, то по мнению Залдаса они — не воины. Нянькаться с ними надо ещё лет десять, пока не проснутся.

— Мы тебе всё подготовим к завтрему, — пообещал Девнет.

— Ага, всю зброю в лучшем виде, — поддакнул Зайкса, — и пару лошадок.

Ишь ты, у них и лошади тут есть. А бабы, убиваясь, больных на волокушах сюда тащат.

— Ты бы отдохнул пока, — посоветовал Реметалк.

— Да где же? — спросил Дардиолай.

Он крышей над головой даже не озаботился. Вот ведь растяпа.

— Я провожу, — сказал Девнет, — у нас тут есть.

Всё у них есть.

Реметалк посмотрел на Зайксу и как-то загадочно мотнул головой.

— Ты сбегай там.

Тот кивнул.

Дардиолая они привели в землянку, сработанную куда добротнее прочих. Внутри была постель. На неё навалены шкуры. Много. И можно было встать во во весь рост. Все швы меж брёвен тщательно проконопачены. И даже треножник с горячими углями стоял. Ничего себе. Девнет и лучину запалил.

Хоромы царские.

— Ты отдыхай, брат. Дорога-то дальняя.

Он остался один. Разделся догола. В кои-то веки можно себе позволить так поспать, а то едва не запаршивел совсем по оврагам-то.

Залез под шкуры. Блаженно потянулся.

Хор-р-рошо!

А Тармисара сейчас в тесной норе с девочкой ютятся. И баню им никто не предложил.

— Ну и сволочь же ты, Збел, — прошептал он еле слышно.

Вылезать из постели уже категорически не хотелось.

— Да, порядочная сволочь…

Скрипнула дверь. Он повернул голову.

На пороге стояла Тармисара.

«Ты сбегай там».

Вот же…