Около четырех часов пополудни капитан Немо сказал мне, что сейчас будет закрыт люк. Я бросил последний взгляд на преградивший нам путь барьер из сплошных льдов. Погода стояла ясная, небо очистилось от облаков, Холод был довольно значительный — 12° ниже нуля, но ветра не было, и этот мороз не слишком давал себя чувствовать.

Человек десять матросов, с кирками в руках, вышли на палубу и стали обкалывать лед вокруг «Наутилуса».

Матросы быстро сумели высвободить судно, так как молодой лед был еще тонок. Тогда мы все спустились внутрь корабля, люк закрыли, и «Наутилус» медленно погрузился в воду.

Я зашел в салон в сопровождении Конселя. Мы сели у окна и стали смотреть на нижние слои воды Южного Ледовитого океана. Ртуть в термометре, измерявшем температуру наружной среды, быстро поднималась, стрелка манометра ползла вправо по циферблату.

На глубине в триста метров, как и предвидел капитан Немо, вода была уже свободна ото льда. Но «Наутилус» продолжал погружаться, пока не достиг восьмисот метров. Температура воды в этих слоях была на два градуса выше, чем у поверхности. Само собой разумеется, что температура внутри «Наутилуса», поддерживаемая электрическими печами, нисколько не зависела от внешней температуры и всегда стояла на нормальном уровне.

Все маневры «Наутилус» выполнял необычайно послушно и точно.

— С позволения хозяина скажу, что, по-моему, мы пройдем благополучно, — заметил Консель.

— Надеюсь, — ответил я тоном глубокой уверенности. На этой, свободной ото льдов, глубине «Наутилус» взял курс прямо к полюсу, следуя вдоль пятьдесят второго меридиана. От 67°30' до 90° нужно было пройти двадцать два с половиной градуса, или немногим больше двух тысяч километров. «Наутилус» плыл со скоростью примерно пятидесяти километров в час, то есть со скоростью курьерского поезда. Если ничто не задержит его в пути, то за сорок с небольшим часов он должен достигнуть полюса.

Новизна пейзажа держала Конселя и меня часть ночи у окна салона. Электрический прожектор ярко освещал воду. Но море было совершенно пустынным. Рыбы не водились в этих скованных морозом водах.

Быстрота хода «Наутилуса» ощущалась только по непрерывному дрожанию его корпуса.

Около двух часов пополуночи я решил пройти к себе в каюту, чтобы поспать несколько часов. Консель последовал моему примеру. Проходя коридором к себе, я не встретил капитана Немо. Я решил, что он дежурит в штурвальной рубке.

На следующее утро, 19 марта, я с утра снова занял свой наблюдательный пост у окна салона. Электрический лаг показал мне, что «Наутилус» шел с уменьшенной скоростью. Он поднимался теперь к поверхности, но не сразу, а постепенно, медленно опорожняя свои резервуары. Сердце мое забилось учащенно. Удастся ли нам выйти на поверхность? Встретим ли мы свободное ото льдов пространство?

Но нет. Толчок дал мне понять, что «Наутилус» наткнулся на нижнюю поверхность сплошных льдов, и, судя по глухому тону толчка, на очень толстый слой их. И в самом деле, показания манометра подтвердили это предположение: мы находились на глубине в полторы тысячи футов. Значит, над нами был слой льда толщиной в, две тысячи футов, из которых пятьсот футов выступали над поверхностью! Следовательно, сплошной лед был в этом месте толще, чем в том, где мы погрузились под воду. В этом не было ничего утешительного!

В течение дня «Наутилус» несколько раз возобновлял попытку выбраться на поверхность, но всякий раз наталкивался на потолок из толстого льда. Местами этот «потолок» доходил в глубину до девятисот метров, то есть толщина ледяного слоя равнялась тысяче двумстам метрам, из коих триста возвышались над морем. Это было уже втрое больше, чем предельная высота айсбергов в момент нашего погружения! Я старательно отмечал глубину залегания оснований айсбергов и составил таким образом примитивную карту этой подводной опрокинутой горной цепи.

К вечеру наше положение не изменилось. Лед все время тянулся на глубине от четырехсот до пятисот метров. Это было уже некоторым утоньшением ледяного покрова, но все-таки еще огромная толща отделяла нас от открытого моря.

Было уже около восьми часов вечера. Четыре часа тому назад «Наутилус» должен был, по установившемуся обыкновению, возобновить свой запас воздуха. Однако, я не чувствовал никакого стеснения при дыхании, хотя капитан Немо не выпустил еще ни литра кислорода из запасных резервуаров.

Этой ночью я плохо спал. Надежда и тревога поочередно волновали меня. Я вставал несколько раз с постели. «Наутилус» продолжал прощупывать проход. Около трех часов утра я вышел в салон и, посмотрев на манометр, увидел, что внутренняя поверхность ледяного покрова проходит теперь на глубине всего лишь пятидесяти метров. Сплошной лед превращался мало-помалу в айсфильд — в ледяное поле. Подводные горы уступили место подводному плоскогорью.

Я не отрывал глаз от манометра. Мы все время поднимались, следуя по диагонали за наклонной поверхностью льда, сверкавшей тысячами искр при свете нашего прожектора.

Слой сплошного льда становился все тоньше и тоньше с каждым пройденным километром.

Наконец, в шесть часов этого памятного дня, 19 марта, двери салона растворилась, и капитан Немо с порога сказал:

— Море свободно.

Я бросился на палубу.

Да! Море было свободно. Только кое-где плавали отдельные льдины и айсберги. Дальше к югу льда совсем не было. Тысячи птиц носились в воздухе и мириады рыб всех цветов — от темносинего до оливкового — бороздили волны. Термометр Цельсия показывал три градуса выше нуля. После только что перенесенных холодов по ту сторону смутно видневшихся на горизонте сплошных льдов это была почти весенняя температура.

— Где мы находимся? — спросил я капитана. Сердце мое бурно билось. — На полюсе?

— Я сам не знаю, — ответил он. — В полдень определю наше местоположение по высоте солнца.

— Но покажется ли солнце в этом тумане? — спросил я, с недоверием глядя на затянутое облаками небо.

— Если оно проглянет хоть на полминуты, этого будет достаточно, — ответил капитан.

В десяти милях к югу от «Наутилуса» виднелся одинокий островок, возвышавшийся метров на двести над уровнем моря. Мы направились к нему, но очень медленно, так как море могло быть усеяно рифами.

Через час мы подошли к самому островку. Еще через два часа мы закончили обход его. Береговая линия островка тянулась на четыре-пять миль. Узкий пролив отделял его от какой-то земли может быть нового, неизвестного материка. Существование этой земли как будто бы подтверждало гипотезу Мори. Остроумный американец обратил внимание на то, что между южным полюсом и шестидесятой параллелью море покрыто пловучими льдинами огромных размеров, какие никогда не встречаются в северном полушарии. Из этого наблюдения он сделал вывод, что в пределах южного полярного круга должен существовать какой-то материк, так как айсберги не могут образовываться в море, а только на земле. По вычислениям Мори, масса льдов, окружающая южный полюс, образует обширное кольцо диаметром в четыре тысячи километров.