Зал снова взрывается овацией.

Затем Стефан Крауц зачитывает программу шоу памяти Дария, перечисляя имена комиков, которые выступят, переодевшись в розовые костюмы. Снова звучит музыка, занавес поднимается. Первым выходит Феликс Шаттам, в сопровождении десятка девушек, тоже одетых розовыми клоунами.

Он подражает голосу мастера:

– Привет, друзья, я призрак Дария! Я перевоплотился в Феликса и страшно рад, что после смерти собираю еще больше зрителей, чем при жизни….

В зале слышен смех. Клоуны вокруг Исидора и Лукреции, кажется, испытывают облегчение. Первый парашютист приземлился удачно. Зал оживился, он разогревается. Следующим будет проще.

– Ненавижу имитаторов. Они воруют чужие голоса, – говорит один из комиков. – Хамелеоны. Своих красок нет, они заимствуют чужие.

– Меня Феликс Шаттам никогда не мог рассмешить.

– Ты прав, полное ничтожество.

– Да вы послушайте его! Принимает себя за второго Дария, но ведь давно известно: тот, кто копирует льва, не лев, а обезьяна.

Юмористы усмехаются.

– Когда обезьяна лезет на пальму, всем видно ее красную задницу.

– Он просто жалок. Зал смеется не там, где предусмотрено. Все шутки проваливаются.

Лукрецию удивляет такая недоброжелательность.

Исидор шепчет ей:

– А я вам говорил, что комики жестоки.

– Как и представители всех остальных профессий. Об отсутствующих коллегах всегда говорят плохо. Вы замечали, когда в «Современном обозревателе» обедаешь с кем-нибудь, он обязательно будет перемывать косточки остальным журналистам?

– С юмористами дело обстоит еще хуже – они остроумны по определению. И издеваются более зло.

Лукреция не находится с ответом.

– Так, питбуль исчез. Пошли?

Они хотят уйти, но тут к клоунам подходит Стефан Крауц. Исидор и Лукреция поспешно отворачиваются.

– Номер два. Приготовьтесь, Феликс скоро заканчивает. Освежите грим и становитесь на точку выхода на сцену. Не забудьте дойти до белой полосы, иначе боковая камера вас не увидит.

– Они выходят по порядку, – шепчет Исидор. – Пока очередь дойдет до девятнадцати, мы успеем улизнуть.

Клоуны продолжают комментировать происходящее.

– И все-таки… Все превозносят Дария, а ведь прекрасно известно, что он воровал чужие скетчи, – говорит клоун под номером тринадцать.

– Под конец он даже не давал себе труда воровать лично, его ребята приходили на чужие выступления и записывали хорошие шутки. Таковы крупные мошенники, за них всю работу делают подручные, – добавляет пятнадцатый номер. – Вот и один из них, пожалуйста.

Действительно, появляется «розовый громила», похожий на питбуля, и усаживается в кресло у выхода.

Юморист номер два выходит на сцену. Оставшиеся за кулисами обсуждают его точно так же, как и первого артиста.

– О-па! Первая шутка прошла незамеченной! – говорит тринадцатый номер.

Выступление продолжается, юмористы комментируют.

– Тут он промахнулся, – говорит пятнадцатый номер.

– А тут кусок текста забыл. Это из-за марихуаны. Он слишком много курит, вот память и отшибает. Он сам не помнит своих убогих шуток, – смеется одиннадцатый номер.

– Смотрите, публика не отреагировала на «пережаренного цыпленка»! А ведь это его лучшая шутка. Бедный, все резервы исчерпаны.

Через несколько минут клоун возвращается за кулисы.

– Ну, как это было? – спрашивает он с беспокойством.

– Великолепно! – отвечает тринадцатый номер.

– Ты их покорил. Взял за горло! – говорит одиннадцатый.

– Зал просто шел у тебя на поводу! – подхватывает пятнадцатый.

– Правда? А то мне показалось, что я вдруг забуксовал.

– Ты слишком требователен к себе.

Лукреция пихает локтем Исидора.

– Может быть, тут мы узнаем больше, чем за все время расследования.

Номер третий готовится к выходу. Остальные поддерживают его.

– Ни пуха ни пера! Не стесняйся, посылай нас к черту.

Странно, кажется, каждый искренне считает, что плохо говорят обо всех, кроме него.

Номер три выходит под свет прожекторов.

Клоун номер тринадцать провожает его глазами, а потом оборачивается к коллегам:

– Если хотите знать мое мнение, Дария доконал кокаин. Под конец он столько его нюхал, что его трясло даже на сцене. Аж под носом следы были видны.

– Видите, у нас появляется новая информация о его гибели, – шепчет Лукреция.

– Я вижу, что нам отсюда будет трудно выбраться.

Двадцать четвертый добавляет:

– Если его канонизируют, то это будет первый святой-наркоман.

Все хохочут.

– Это был самый злой человек, которого я встречал, – говорит одиннадцатый.

– И самый скупой! Когда мы ходили в ресторан, он всегда забывал кошелек! Подумать только, живет в замке и не может заплатить по счету!

– А как этот представитель народа презирал обслугу! Постоянно оскорблял официантов. Чаевых никогда не давал.

– И выступал со скетчем, в котором официант обсчитывает бедных клиентов! Мир встал с ног на голову.

Снова звучит смех.

Мимо, еле волоча ноги, проходит Феликс Шаттам. Он вышел из туалета, где его долго рвало. Все умолкают. Тринадцатый шепчет у него за спиной:

– Тише, тише, вот призрак Дария!

И снова раздается смех.

Скетч на сцене награждается громкими аплодисментами. Наступает очередь четвертого клоуна. Он присоединяется к группе розовых клоунов, участвующих в номере.

Во время паузы Стефан Крауц напоминает, что Циклоп не только смешил зрителей, он еще и воспитывал новое поколение комиков в «Школе Смеха» и в «Театре Дария».

Как странно! Такой контраст – на сцене его осыпают похвалами, а за кулисами поливают грязью. Не знаю, кому и верить.

— Пошли! Кажется, путь свободен, – говорит Исидор.

Но как раз в тот момент, когда они собираются улизнуть, клоун номер семь подскакивает к Лукреции и хлопает ее по заднице.

– Так ты вошла во вкус? Не терпится увидеть тебя на сцене!

Удивленная Лукреция разглядывает перечеркнутое черной повязкой лицо с красным носом.

Мари-Анж!

— А ты знаешь, что должен делать на сцене дуэт номер девятнадцать? – насмешливо говорит Мари-Анж.

Лукреция спокойно смотрит на нее.