Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Литография по рисунку Д. Струкова
Князь вступил в должность генерал-губернатора 30 августа 1865 года, вскоре после освобождения крестьян от крепостной зависимости. Только что появились новые уставы судопроизводства, положение о земских учреждениях. В 1866 году Россию потрясло сообщение о покушении Каракозова на государя при выходе его из Летнего сада. В 1867 году многие русские бросились в спекуляцию, мечтая быстро разбогатеть. Учреждались новые и новые банки, скупались акции строящихся железных дорог. Началось повальное разорение дворянства. В 1874 году последовал манифест о всеобщей воинской повинности, взбудораживший купеческое сословие. В 1877 году грянула русско-турецкая война. В 1881 году был злодейски убит император Александр II. В «долгоруковскую эпоху» Москва стала свидетельницей коронации императора Александра III, Всероссийской промышленной выставки освящения нововыстроенного храма Христа Спасителя. В это сложное, многим непонятное время, когда стремительно менялся привычный уклад не только политической, но и личной жизни, князь Долгоруков умел ладить и с исповедниками старого, николаевского режима, жаждавшими реванша, и с правительственными чиновниками, превыше всего ставившими угождение капризам сегодняшних властителей, и с либералами, требовавшими все новых и новых уступок демократии. Его личный авторитет в глазах обывателя был выше и действеннее авторитета закона, и Москва, как никакой другой город России, довольно мирно переболела нелегким периодом решительных преобразований.
За свои заслуги князь был пожалован почти всеми российскими орденами, в том числе высшим – Святого Андрея Первозванного. Жители Москвы, Вереи, Звенигорода, Дмитрова, Бронниц, Рузы, Коломны, Волоколамска, Вознесенска, Подольска и Павлова Посада присвоили ему звание почетного гражданина. Когда на восемьдесят первом году жизни он был уволен от должности и отправился для лечения за границу, то не прожил без любимого города и четырех месяцев, скончавшись в Париже 20 июня 1891 года.
«В нашей семье существовал своего рода культ Малого театра и Щепкина. С первых лет жизни я постоянно слышала разговоры и рассказы на эти темы, и для меня было целым событием, что меня возьмут в Малый театр. Я готовилась к этому посещению с волнением. Меня особенно принарядили: надели розовое платье, розовые чулки под цвет и “бронзовые” туфли…
И вот поднялся занавес. Королевский дворец. Шел “Гамлет”.
Я, конечно, еще не знала Шекспира, но все мое детство было овеяно романтикой сказок, и короли, принцессы и рыцари были моими хорошими знакомыми. Разумеется, я не восприняла и не могла воспринять всего смысла трагедии. Но в этот вечер я впервые подсознательно поняла красоту в высоком значении этого слова: я увидела Ермолову в Офелии. Сказочным видением показалась мне она. Ее голос задел в детской душе такие струны, которые уже больше никогда не замолкали».
По уверениям злых на язык острословов, две русские столицы в XIX веке постоянно соперничали друг с другом. Хотя о каком соперничестве может идти речь, когда эти две достопримечательности России ничем не похожи друг на друга? Петербург просыпается под барабанную дробь, Москва – под звон колоколов. У Петербурга душа на Западе, у Москвы – на Востоке. В Петербург едут решать кляузные дела, в Москву – тратить деньги. Петербург славится оперными певцами и балеринами, Москва – драматическими артистами…
Да разве можно вообразить, чтобы в Петербурге родился и жил драматург Островский?! Или артист Садовский?!
Пров Михайлович Садовский и московский Малый театр – это синонимы. Хотя знаменитый артист первые два десятка лет и не помышлял стать москвичом. Он родился в городе Ливны Орловской губернии, где в это время находился по служебным откупным делам его отец, рязанский уроженец. В девять лет Пров потерял отца, которого ему заменил дядя (брат матери) – певец провинциальных театров. Он и приохотил мальчика к сценическому искусству. Прову пришлось перепробовать на первых порах незавидные должности: переписчик ролей, разносчик афиш, декоратор, суфлер, статист… Театральный дебют четырнадцатилетнего паренька, который отцовскую фамилию Ермолаев сменил на дядину Садовский, состоялся на тульской сцене. Следом, как и у всех провинциальных артистов, настала пора скитаний по театрам – Калуга, Рязань, Елец, Воронеж и прочие, прочие, прочие губернские и уездные города. Как и большинству товарищей по ремеслу (или – искусству?), Прову досталась полуголодная бесприютная судьба. Но счастье все же улыбнулось – после шести лет бродячей актерской жизни он переселился в Москву, и вскоре его приняли в труппу императорского Малого театра.
Пров Михайлович Садовский (1818–1872)
Русская сцена сороковых годов была бедна отечественными комедиями. «Бригадир», «Недоросль», «Ревизор», на треть урезанное «Горе от ума» – вот и всё. Шли главным образом французские и немецкие мелодрамы.
И все же, по уверению писателя Е.Э. Дриянского, «Садовский – что хотите сделает и русским, и понятным на сцене, как бы оно ни было бездарно, слабо и темно в книге».
Но вот появляется новый драматург с пьесой «Свои люди – сочтемся», и в пятидесятые годы творчество Островского в актерском истолковании Садовского почти полностью завладело сценой Малого театра. Попробовал было великий комик Михаил Щепкин тягаться с молодым дарованием в роли Любима Торцова из комедии «Бедность не порок», но не имел никакого успеха.
Первое выступление Садовского перед петербургской публикой описал в своем письме к Островскому от 27 апреля 1857 года Е.Н. Эдельсон: «Садовской дебютировал в “Бедности не порок” во вторник 23 апреля. Несмотря на дурную погоду в этот день, театр был почти полон, и, по замечанию здешних, публика была гораздо чище обыкновенной александринской. Нетерпение видеть и приветствовать дорогого гостя было так сильно, что каждый раз как отворялась дверь и показывалось на сцену новое лицо, раздавались рукоплескания, которые, конечно, тотчас умолкали, как скоро публика замечала свою ошибку. Наконец появился и Садовский… Минуты две или три публика не давала ему начать, и он оставался в дверях в своей монументальной позе, с поднятой рукой. Дальнейшая его игра была рядом торжеств… Впечатление, произведенное на всех незнакомой петербургской публике игрой Садовского, новость и неожиданность смысла, которые он придал знакомой всем роли, были так сильны, что сами актеры поддались этому обаянию и сделались тоже как будто публикой… Дамы, старики, гусары и прочие плакали без различия. Какой-то старик со звездой, кажется Греч, говорил во всеуслышание, что он в первый раз видит истинное и высокое исполнение этой роли. По окончании этой пьесы Садовский был вызываем неоднократно; об остальных актерах все как будто забыли».
Императорский Малый театр