И это все? Уолли был потрясен: он ожидал большего.

Он заметил, что Седьмые снова смотрят озадаченно и беспокойно.

— Милорды… — Он повел рукой в сторону прохладительных напитков.

— Шонсу?

Уолли застыл.

— Да, Ннанджи?

— Я тоже хочу принести клятву. — Ннанджи виновато улыбнулся.

— Я верю, что ты разделяешь со мной первую.

Ннанджи кивнул и больше уже не мог скрывать огромную детскую улыбку.

— Я разрешил для тебя загадку Бога, брат! Я знаю, как ты можешь вернуть меч! И я знаю его предназначение!

Слушатели ждали. Джия, Хонакура, Тиваникси внимательно смотрели. Остальные терялись в догадках. Уолли охватили злобные мысли.

Первым заговорил старый Кадиуинси:

— Седьмой меч? Меч Богини? Она послала его предводителю сбора против колдунов, разве не так?

— На самом деле нет, святейший! — сказал Ннанджи. — Колдунам нечего с ним делать. Колдуны тут вообще ни при чем.

Что, ради всего Мира, варилось под этими рыжими волосами? Что такого увидел Ннанджи, чего Уолли не заметил?

— Ну и как я должен вернуть меч, брат?

— Иди в Кво, где он был сделан.

Уолли уставился на него, совершенно сбитый с толку, но уже наполняясь дурными предчувствиями.

— Кво?

— Может мы поговорим наедине, брат?

Уолли ничего не оставалось, как согласиться.

В прихожей было много воинов, не меньше их стояло и в дверях.

— Наверх! — сказал Ннанджи и помчался по ступеням.

Уолли протопал за ним. Но наверху были две спальни, и в них сейчас находились свободные воины.

— На верхний этаж — догоняй! — Ннанджи рванул, перепрыгивая через ступени.

Уолли гораздо медленнее последовал за ним, подгоняемый своими проблемами, как щенок комнатной туфлей. Ннанджи вел себя очень самоуверенно. Он, конечно, пока подчинялся Шонсу, но только лишь потому, что считал его величайшим воином в Мире, героем. А теперь кто величайший?

И почему Кво?

Почему Кво?

Он добежал до верха и с удивлением увидел, что музейная дверь распахнута, стол стоит сбоку у стены, а стройный рыжеволосый воин бродит внутри, разглядывая мечи на стенах. Он дошел до конца, развернулся и пошел обратно, рассматривая теперь хлам на столах. Уолли остановился в ожидании снаружи, скрестив руки на груди.

— Ничего не изменилось! — проговорил, сияя, Ннанджи. — Все так, как мы оставили здесь в День Торговцев, когда ты дал мне мой меч. Мы забыли поставить на место стол, брат! Я забыл! — Он усмехнулся. — Но никто ничего не взял. Это хорошо!

Уолли ждал.

— Ладно! — Ннанджи тоже скрестил руки. — Давай теперь поговорим о том, что я понял. Мы все принесли клятву в исполнении новой сутры. Ты поставишь две сотни человек или около того гарнизонами в семи колдовских городах. Ты заставишь каждого распространять по Миру слух, что колдуны не опасны. Потом ты распустишь сбор. Я правильно говорю?

Уолли кивнул.

Ннанджи снова повернулся и принялся ходить по комнате.

— А колдуны уничтожат свое оружие — но это нам уже придется принять на веру, так?

Он поставил на пол меч и оперся на него.

— Это довольно сложно, не так ли? Колдунам не понравится, что с ними не считаются, и они могут устроить бойню в любой момент.

Уолли обрел голос:

— Но мы снова возвращаемся к утренним спорам. Мы должны вести переговоры. Это на пользу тем же колдунам. Риск — да, но нам придется принять на веру их обязательства, так же как им придется доверять нам.

Все еще не сводя глаз со своего меча, Ннанджи тихо сказал:

— Колдуны не проблема.

Уолли охнул. Теперь все стало ясно. Рано или поздно какой-нибудь идиот-воин затеет ссору с колдуном — из-за девочки в кабаке или просто похвастается силой. Волшебник города потребует суда у рива, и… и что?

— О дьявол! — сказал Уолли. — Проклятье! Проклятье! Проклятье!

Он облокотился на стол и закрыл лицо ладонями. Он судил о воинах по их сутрам, а о Седьмых — по их совету, который был исключением. Он же знал и других: Харддуджу и Тарру, насильников из Иока, пьяниц из Уо, твердолобых из Тау, да тот же хаос в Касре в первые дни. Воины приносили свои сверхчеловеческие клятвы, может быть, большинство из них даже старались им следовать, но реальность — это мешок, где все вперемешку. А для того чтобы заработал его план, требовались почти совершенства. Ннанджи всегда лучше, чем он, разбирался в воинах, если Ннанджи говорит, что ничего не получится, значит, так оно и есть. Уолли пообещал Ротанкси Мир. Он не сможет дать ему даже семи городов. Несбыточные мечты — он так не хотел начинать войну, что выдумал нереальный мир. Ну а теперь он принес клятву и предал сбор. Все пропало!

— Но почему только сейчас? — Он поднял глаза и ждал ответа. — Почему ты не сказал этого на совете?

Ннанджи переставил меч и пожал плечами:

— Воины знают об этом, но никогда не говорят о подобных вещах среди своих. — Он снова начал бродить.

— Но Ротанкси присягнул…

— Ах да! Но он не связал словом своих друзей, разве не так? Они знают о четвертой клятве, так что я отправлюсь в ближайшую темницу. Они начнут с ногтей, если я им позволю.

— Что! Ты шутишь!

— Правда! — согласился Ннанджи. — Но мы можем не дать им повода.

Уолли вздрогнул:

— Ты прав! Я должен был подумать об этом. Так что, ты считаешь, лучше не распускать сбор, пока гарнизоны не встанут на места?

Ннанджи снова стоял перед ним.

— А зачем потом?

— А?

Ннанджи улыбнулся:

— Это просто смешно; ты иногда так криво выражаешь свои мысли, Шонсу. Я понимаю тебя теперь, но… Ротанкси сказал: «Согласись — сбор должен быть распущен», а ты ответил: «Я ни с чем не соглашусь!» Он думал, что вы говорили о безопасности городов, что сбор вынужден подчиняться приказам, как в Касре. Он захотел понять это так. Эти же слова я повторил совету. И Седьмые тоже поняли меня. — Он усмехнулся. — Может, я не так сказал, но слова использовал те же. Но потом, ты ничего не помянул в своей клятве; значит, мы должны сохранить сбор.

Уолли почувствовал облегчение, словно дыхание весны пронеслось над ним.

— Конечно! — сказал он. — Это сработает! Мы приведем гарнизоны к третьей клятве!

Ннанджи кивнул и снова улыбнулся:

— А еще мы оставим группу воинов здесь, в Касре, и если в каком-либо из городов случится недоразумение, мы придем и… образумим их.