Он рассмеялся, панибратски хлопнул ее по плечу, отчего она пошатнулась, пошел к воротам, но вернулся и сунул ей ключи:

– Чуть не забыл. Я вас нанял и расплачиваюсь, это честная сделка. А с прокурором… убедите его не интересоваться. Бесплатно! До встречи.

– Вы хитрый и коварный…

Но он бежал к дороге, где в непрезентабельном джипе ждал его Чемергес, думая уже о том, сколько кинуть прокурору и когда это удобно сделать. Да что тут думать! На дне рождения в виде подарка в… конверт не подойдет, маловат. В коробочке! И его интерес к Малике пропадет, стоит лишь намекнуть. А день рождения господина Позолоти Ручку на носу, до этого следует отблагодарить Чупаху, он ведь тоже…

Маля спрыгнула с подножки автобуса и побежала к больнице Югова, где лежал Тетрис. В палату ворвалась, как ураган, чмокнула в щеку гения, выкладывая на тумбочку яблоки и банки с провизией, тараторила:

– Извини, я ненадолго, мне на работу. Люся сказала, кость уже в норме, будешь бегать, как олень. Кеша приболел, все же не прошло даром его заточение, поэтому не приходила. Но я повторяюсь. Как ты? Где Бомбей? Он не звонит, я беспокоюсь.

– Ты так частишь, что я не успеваю… Сядь на минуту! Куда столько? Я здесь один как перст, не с кем поделиться, в этой больнице только с бабками лежат, я затесался случайно. Хорошо хоть Чемергес приходит и хавает все подряд.

– У, компьютер? Продолжаешь проникать в чужую сеть?

– Играюсь в игрушки. Князев отдал.

Он захлопнул ноутбук, потянулся.

– Ты два дня не звонил, я уж думала, пошло ухудшение. Что нового?

– Нового? Князь одарил своих подданных с княжеской щедростью. Бомбею квартиру предложил, служить в охране завода, но ты же знаешь: Бомбей не будет пахать ни на дядю, ни на государство. Гуляет где-то, хотя от хаты не отказался. Чемергес у Князя живет, крутит «баранку» и доволен, как пьяный таракан на столе.

– А тебя как одарил? – рассмеялась Маля.

– Тоже предложил работать на заводе… Я, как Бомбей, свободу люблю. Зиму посторожу дачу, а весной двину в путешествие по югу.

– Может, лучше согласиться и работать у Князева?

– Не хочу. Вот, ноутбук получил, мне с головой хватит. Денег по выходу из этой тюрьмы господин Князев тоже подкинет.

– Почему ты его не любишь?

– Я? Окстись, Монтана, мне он до одного места. Принеси пирожных.

– Принесла. Я побежала, прости.

Уже по дороге к кондитерской она замедлила шаг. Стоит конец октября, а на деревьях еще полно листьев. И каштаны валяются, но только под деревьями, где дворники поленились вымести. Малика подобрала один каштан, бесполезный и гладкий, приятный на ощупь. Покрутив его в пальцах, сунула в карман пальто, потом подняла лицо к небу, прищурилась от яркого холодного солнца, чему-то улыбнулась. Настроение было хорошее, вот и улыбалась. Она неторопливо шла на работу, вдыхая аромат сухой листвы.

Ее встретила Зина с печатью ужаса на лице:

– Быстро в кабинет к Вальке!

Малика помчалась к директрисе, с порога виновато начала:

– Простите, я опять опоздала, больше не…

– Маля, умоляю! – встретила ее директриса жалобно. – Там Витя!

– Поняла, – выставила та ладонь. – Не выходите.

Малика надела косынку и решительно зашагала по коридору, за ней бежала Зина:

– Вот гад! Нести просроченное?

– Нет, у меня есть идея получше. – Увидев Витю, Маля с видом заговорщика подлетела к нему, взяла под руку и зашептала: – Витя, сейчас уходи. У нас заказ губернатора, глазируем для банкета орехи ишаклар[7], которые привезли с островов Океании. Страшно дорогие. Приходи завтра, я потихоньку вынесу тебе. Но никому ни слова, понял? Иначе меня уволят.

– Понял, – закивал тот. – А в кондитерской полно продукции…

– Там все просроченное.

Он пообещал зайти во второй половине дня и понес свое рыхлое тело к выходу. Маля с презрением смотрела ему вслед, потом вошла в цех:

– Девчата, в перерыв всем принести по двадцать каштанов.

– Так они ж отошли, – сказала Зина.

– Под деревьями еще есть.

Каштаны собрали, сложили на столе. Малика заставила очистить их от коричневой кожуры, а Зине велела принести шоколадную глазурь.

– Маля, что это будет? – трясло директрису.

– Ослы в шоколаде для Вити.

– Он же отравится!

Посмеиваясь, Маля велела директрисе не вмешиваться. А на следующий день тайно пересыпала ведро «орехов» Вите в пакет. Девчонки весь день хохотали, представляя, как тот грызет ослов.

Он появился через три дня, поймал Малику в темном коридоре, был свиреп, как вепрь:

– Что ты мне подсунула, змея?! «Скорую» вызывали…

– Интересно, – уперла руки в бока она. – Губернатор ел, и ему «Скорую» не вызвали! Мэр ел, их замы ели и хвалили. У тебя просто аллергия. Проверься, может, и диабет развился от сладостей. Ничего даром не проходит.

– Да я тебя… – наступал он, не поверив ей.

– В чем дело? – послышался из темноты коридора голос, хорошо знакомый Малике. – Почему пристаешь?

– А ты еще кто? – обозлился Витя.

– Князев Пал Палыч. – Фамилия была слишком известная, чтобы права качать, Витя из вепря превратился в заискивающего щенка, а Князев вышел из темноты. – Еще раз тебя здесь увижу, пойдешь работать грузчиком на рынок. Вон отсюда.

С сильным не борись, знал Витя и скоренько застучал ментовскими каблуками к выходу. Князев встал напротив Малики, нахмурился, впрочем, это не значило, что он сердится, а у нее началась тахикардия, от которой сердце просто разрывалось. Девчонки, появляясь в коридоре, не решались пройти мимо них и, чувствуя, что между ними идет молчаливый и важный диалог, возвращались назад. Князев сделал шаг, упер руки в стену по обеим сторонам Малики, ей снова некуда было деться. Помня, как щедро он награждает своих подданных, она расставила все точки над «i»:

– Ты мне ничего не должен.

– Зато ты мне должна, – хмуро заявил он.

– Я?! – растерялась Маля, но вспомнила: – А, на моем счету лежат твои деньги. Напиши свои реквизиты…

С ленивым превосходством, которое бывает только у людей сильных, не разменивающихся на эмоции, он перебил:

– Я за тебя столько бабок отвалил, что ты никогда со мной не расплатишься. Я тебя выкупил.

– Выкупил? У кого?

– У всех. У прокурора, Урванцевой, Чупахи. Ты теперь моя собственность. Снимай свой халат, я тебя отпросил, поедем домой.

Домой – это приглашение войти в его жизнь, войти навсегда. А что она принесет с собой? Маля опустила голову, давясь слезами: