ВАДИМ. Это не она виновата, это твои проблемы, что ты с ней не хочешь видеться. Это результат изменений в тебе. Она тут ни при чем. Всё ведь внутри человека! Ты ее возненавидела, и это следствие твоей болезненной психики. Ты что, сумасшедшая так озлобляться? Я начинаю подозревать, что ты сумасшедшая.

ЛИНА. Она тебе что-нибудь обо мне говорила?

ВАДИМ. Все время только о тебе и говорила.

ЛИНА. Она сказала, что спит с тобой уже десять лет.

ВАДИМ. Это откровенная ложь.

ЛИНА. Что значит ложь?

ВАДИМ. Ты лжешь, говоришь неправду. Она не могла этого сказать.

ЛИНА. Тебе все может доложить Даша. Она была свидетель всей этой сцены.

ВАДИМ. Насколько я знаю, Даша в этот момент выпила таблетку и чашку вина. Что она могла слышать?

ЛИНА. А, Мила тебе это сказала? Про чашку вина. Она собственноручно налила вино в чашку и заставила Дашу выпить. Я шла в это время мимо и видела.

ВАДИМ. Куда ты шла?

ЛИНА. Как раз в душ.

ВАДИМ. В душ с веревкой?

ЛИНА. Да.

ВАДИМ. И после этого ты говоришь, что ты нормальная? Зачем ты шла в душ?

ЛИНА. Она сказала мне, что спит с тобой с того дня, как вашу Вероничку положили в туберкулезный санаторий, и когда я там сидела с ней все свободное от работы время, и ночевала у Тюриных в Кунцево, чтобы каждый день в семь утра быть в санатории и умыть Вероничку. Мила сказала, что в этот момент начала спать с тобой.

ВАДИМ. Ты что? Ты явно бредишь, она не могла так говорить.

ЛИНА. Мало того, она еще сказала, что в тот год ты по субботам целый день проводил с ней в постели и плакал, что в воскресенье надо ехать к Вероничке в санаторий.

ВАДИМ. Как? По субботам у нас были практики, ты что! С семи утра. И до семи вечера. Но в воскресенье я отлынивал и ездил в санаторий к Веронике. Все это знали, и она тоже. По субботам Мила сама же принимала участие в моих практиках.

ЛИНА. А, у вас это называется практики?

ВАДИМ. Опомнись, откуда столько злобы?

ЛИНА. Значит, ты с ней не спал.

ВАДИМ. Это ложь, да.

ЛИНА. Такова твоя лучшая соратница Мила. Наглая врунья, которая сказала мне, что ты спишь с ней десять лет.

ВАДИМ. Это ложь! Это ты сама придумываешь! Ничего она не говорила.

ДАША. Говорила. Я слышала.

ВАДИМ. Значит, она поневоле солгала. Хотела выглядеть лучше.

ДАША. Но ты спишь с ней?

ВАДИМ. Мое вероисповедание не позволяет мне лгать.

ДАША. Ты спишь с ней уже десять лет?

ВАДИМ. Да нет же!

ДАША. А сколько ты лет с ней спишь?

ВАДИМ. Вопрос в непристойной форме. Я тебе не обязан отвечать.

ЛИНА. Ну не лги уж ты. Сколько лет ты с ней?

ВАДИМ. Я с ней?

ЛИНА. Да.

ВАДИМ. Да я с ней уже двенадцать лет…

ДАША. Двенадцать лет!

ВАДИМ. Работаю, сотрудничаю.

ДАША. А когда ты с ней начал совокупляться? Прямо скажи. Твоя церковь запрещает тебе лгать.

ВАДИМ. Я лгу? Да кто ты такая?

Звонок.

ЛИНА. Алло! Кошкин дом два. А! Привет, но я сейчас на совещании… разбираем тут один вопрос… нет, это деловой вопрос. Да тебе неинтересно, породы котов, да кого кастрировать… Попозже… Ладно, хорошо. Позвони Ольге Петровне… Пока. (Вадиму.) Так сколько лет ты спишь с Милкой?

ВАДИМ. Ну… Точно не скажу.

ДАША. А неточно?

ВАДИМ. По-моему, всего шесть.

ДАША. Приврала она, стало быть.

ВАДИМ. Стало быть, да. В пылу полемики ее заносит, мы с ней над этим работаем упорно. Это ее недостаток, она преувеличивает. У нее есть недостатки, я не скрываю. Но она работает над ними, я ее направляю.

ДАША. Ты ее направляешь, да. В койку.

ВАДИМ. Кто это тут такая?

ЛИНА. Она мой друг. А ты никто для меня.

ВАДИМ. Да брось. Мы взрослые люди. Я к тебе отношусь очень сердечно и был потрясен, когда Милка мне сказала, что ты повесилась.

ЛИНА. В аэропорту она сказала?

ВАДИМ. Да.

ДАША. И вы улетели. А хоронить?

ВАДИМ. Нет, нет, скорей всего только в самолете она заплакала и сообщила мне. Что, с парашютом нам спрыгивать? Кстати, то, что Милка сказала тебе в конце концов правду, говорит о том, что она постепенно становится на путь истины. Я одобряю ее за этот мужественный поступок. За это она страдает сейчас, ты не хочешь ее видеть на даче, а в чем ее вина? Что она сказала правду? Она будет лишена отдыха, воздуха из-за этого. Она пострадает за правду, отлученная от нормального уик-энда на моей даче. И она будет сюда приезжать, и ты должна это со спокойной душой принять. Вот так. Это мой дом, а она моя помощница. Моя, так сказать, жена не меньше, чем другие. Ну начни человека уважать, человека, который спас тебя.

ДАША. Слышала? Жена не меньше, чем другие.

ЛИНА. Человек меня так спас, что меня в психушке две недели продержали.

ВАДИМ. Я, например, ее еще больше стал ценить, потому что она принесла себя в жертву на алтарь правды.

ЛИНА. Она мне это сказала торжествуя, провозгласила как свою победу. Мы спим с ним уже десять лет.

ВАДИМ. И от этого ты пошла вешаться? Ну мало же ты себя ценишь. Она же по сравнению с тобой серая мышка, незаметная, плюгавая. Но в ней есть другое.

ДАША. Мышиный глазок.

ВАДИМ. Ну да, ну да… Такая внешность.

ДАША. Внутренность.

ВАДИМ (не слушая). Она ничто рядом с тобой. Ты умная, красивая, свободная. Помнишь, ты мне как-то сказала, что тебя невозможно унизить? Так и держись на этом постаменте. Мила внизу, она зажатая, мелкая, вся закомплексованная. Но мы работаем над ней всей общиной. Наши практики посвящены изгнанию из себя комплексов, снятию заторможенности. Мы идем к освобождению, к общей свободе в отношениях. Ты бы знала, какое счастье у нас на практиках!

ЛИНА. Да я слышала уже… какое у вас там счастье. Читала в Интернете. Полюбопытствовала.

ВАДИМ. В Интернете на нас льют грязь, завидуют, пишут явную ложь. Это те, кого мы не приняли или изгнали.

ЛИНА. Там пишут и родители детей, которых вы привязали к себе.

ВАДИМ. Да, некоторые из родителей не понимают, что ложь имеет короткие ноги и далеко не уйдет. И они делают все, чтобы возвести на нас поклеп.

ЛИНА. Там много этих… поклепов. Правдивые такие поклепы, с документами. С вашими ответами.

ВАДИМ. И ты все читаешь в этом скопище грязи, в Интернете? Это опять может для тебя кончиться плохо. Ты меня поняла? Уже опять захотела туда же? Это можно.