Он повернулся к своему заместителю Митридату.

– Не хочешь отправиться с ними? – спросил он язвительно.

Грек покачал головой.

– Ни за какие почести, мой господин. К счастью, мы их больше не увидим.

– Я тоже так подумал. Вернувшись к царю, да увековечат и сохранят боги его царство, я доложу, что они уничтожены. Это верное описание, не так ли?

Грек почтительно склонил голову.

– Самое верное и глубокомысленное, господин почетный старейшина. Они даже не знают, что они все мертвы. Ты спровадил их к кардухам, и в этом твой неоспоримый успех. Поздравляю, мой господин.

Тиссаферн улыбнулся и убрал маленький клинок, который еще держал в ладони. Последние из греков ушли в ущелье и исчезли, словно их и не бывало. Эти вершины поглотят их всех.

Ему вдруг подумалось о находчивости греков.

Он уже не один раз считал их положение безвыходным, но они всякий раз находили из него выход, проявляя невиданную изворотливость и живучесть.

– У нас еще остались голуби? – осведомился он.

– Разумеется, мой господин, – кивнул Митридат.

Холод усиливался с каждым стадием, по мере того как сужалась ведущая вверх тропа. Колонны гоплитов двигались со щитами наготове, копья используя как посохи при перебирании с камня на камень. Сверху в высоту, к окутанным туманом вершинам, уходили крутобокие утесы. Геспия Ксенофонт оставил позади, смотреть, не прилетит ли что-нибудь вроде последнего удара в спину от Тиссаферна, хотя было что-то финальное в том, как вельможный перс воздел руку, прежде чем исчезнуть из виду.

Спустя недолгое время равнины сделались воспоминанием. Люди помогали друг другу перебираться через валуны, непрерывно дрожа от холода, который, казалось, пробирал до костей. Ксенофонт быстро понял, что взять с собой в горы коня не сможет, и со вздохом спешился.

Животное хорошо ему послужило, а потому трудно было поставить его под молот. Убить лошадь – дело не из легких, но нужда была велика. Один из коринфян сказал, что в прошлой жизни был мясником. Ксенофонт взял поводья и отказался отвести взгляд, когда тот тяжело хрястнул коня молотом по лбу, отчего животное осело и грузно рухнуло, вывалив язык. Вокруг сгрудились люди, прикладывая руки к теплой туше, как будто это давало им возможность претендовать на кусочек мяса.

– Отойдите все, – рыкнул на них Ксенофонт. – Голод лишает вас рассудка. У нас есть дюжина лошадей. Мы остановимся здесь и примем пищу… – Он огляделся, но дерева для костров в этом месте было мало. Выше в камнях за трещины цеплялось несколько чахлых деревьев – явно недостаточно на жарку мяса для голодной толпы.

Он покачал головой:

– Мы понесем мясо дальше, пока не разыщем хворост и место, где можно будет держать оборону.

Обещание, похоже, их устроило, хотя они и следили волчьими глазами, как мясник отхватывает от ребер животного большие куски и полосы.

Тропа вела вглубь, пока они не пришли к большой развилке. Одна сторона, должно быть, была козьей тропкой – тонкая, буквально белая полоска, исчезающая за поворотом. Другая была скорее горным обвалом, чем тропой; серые камни подернуты мхом – впечатление такое, что ближайшую тысячу лет здесь никто не проходил и не проезжал. Ксенофонт вышел вперед, хотя, по правде говоря, угадыватель пути из него был не лучше того чумазого мальчишки, что какое-то время шагал рядом с ним. Но все равно от него ждали решения, и он без колебаний отдал приказ: лезть по обвалу, чтобы подняться выше. Едва он заговорил, как тот мальчонка широко ему улыбнулся.

– Как тебя звать, сынок?

– Адрий.

– Ты согласен, Адрий? – спросил его Ксенофонт.

Ребенок размашисто кивнул, отчего Ксенофонт тоже улыбнулся и взъерошил ему волосы.

Через некоторое время объявилась мать мальчика и не без труда подняла сынишку на руки.

– Прости, господин. Его отец погиб в бою. А он все продолжает искать его среди мужчин. Постоянно ходит-бродит, дергает за рукава и спрашивает, не видали ли они его. Надеюсь, он тебе не сильно помешал.

– Вовсе нет. Адрий даже одобрил путь, которым мы должны двинуться. Правда, Адрий? Славный парень. – Женщина удивленно моргнула, а Ксенофонт обнаружил, что настроение заметно улучшилось.

Последовал час упорных и изрядных усилий. Мужчины и женщины карабкались наверх, протягивая для помощи друг другу руки. У некоторых это получалось с трудом, в то время как другие сигали с выступа на выступ с ловкостью горных коз. Все время они пытались остерегаться нападения, хотя было просто невозможно держать наготове копье и при этом карабкаться по предательски зыбкому, оползающему под ногами сланцу.

Ксенофонт заприметил, как к нему подбирается Геспий. Судя по напряженно-угрюмому выражению лица, расставание с лошадьми далось ему тяжело.

– Ты дал приказ забить мою лошадь? – зловеще спросил он, когда приблизился.

Это походило на вызов, и Ксенофонт не замедлил с ответом:

– Да, я. Они не могут карабкаться по скалам.

Геспий впился в него взглядом, но всего лишь на мгновение. Он понимал, что улицы Афин и то, что их окружает здесь, вовсе не одно и то же. И, по его опыту, Ксенофонт сделал единственно возможный выбор.

– Спартанцы разделывают их, как овец, – сокрушенно посетовал он. – У этих истуканов нет души.

– Они не подвержены страстям, – поправил Ксенофонт. – А это совсем иное.

– Как ты решил, каким путем идти?

– Я выбрал тот, что ведет наверх. Для того чтобы перебраться через горы, надо будет взобраться на самую высоту. Если там есть перевал, то он где-то вблизи вершин.

Геспий остановился, переводя дыхание, и посмотрел вниз вдоль склона.

Всякий раз, когда они это делали, оторопь брала, как высоко они успели взойти. Люди быстро приноровились делать частые, но недолгие привалы. Так получалось совершать подъем более быстро, нежели длительными усилиями до изнеможения.

Вся тропа сзади и внизу была заполнена густым людским потоком, пробивающим себе путь по рыхлым непрочным камням. Эти люди были заметно истощены, но сдаваться отнюдь не собирались. Ксенофонт смотрел на них с гордостью, что не укрылось от Геспия.

– Ты же знаешь, благодарности от них тебе не будет, – сказал он. – Я вижу, ты смотришь на них, как будто ты им родной отец. Но в конце концов, думается мне, они разобьют твое сердце.

Удивительно, что эта тирада исходила из уст человека, который в свое время нещадно обчищал театральных зрителей.

Ксенофонт с прищуром откинул голову, словно желая получше разглядеть своего афинянина.

– А ты вдумчивый человек, Геспий, хотя умело это скрываешь. Правда в том, что нам сильно повезет, если мы снова увидим свой дом. И если мы выживем, то сомнительно, что кто-то из нас останется прежним. Ты слишком малого ожидаешь от своих соплеменников. А я вот уверен, что они нас еще удивят. Как ты успел удивить меня.