фигур Ниобид.66 Значительная часть этих украшений имела отношение к загробному культу и представляла магические обереги, долженствующие защищать умершего от влияния злых сил.

Обширное поле деятельности для художников-живописцев открывал и заказы богатых боспорцев на украшение росписью погребальных склепов. Большое число таких расписанных склепов римской эпохи, сохранившихся до наших дней, открыто в Пантикапее. Эта исключительная по своей исторической ценности группа памятников позволяет проследить развитие декоративной живописи Боспора в первые века нашей эры и выяснить ее стилистическую эволюцию на протяжении всей римской эпохи. Продолжая сохранять и в римское время некоторые элементы более ранней эллинистической традиции, декоративная живопись Боспора вместе с тем ярко отражала новые культурно-художественные веяния, присущие данной эпохе, когда искусство Боспора испытывало, с одной стороны, весьма сильные восточно-эллинистические влияния, шедшие главным образом через Малую Азию, а с другой со все более нарастающей силой впитывало элементы местного варварского искусства.

Выше было отмечено, что живопись применялась не только для украшения склепов; иногда расписывались и каменные саркофаги. Один из таких замечательных саркофагов I в. н. э., найденный в Керчи в 1900 г., заслуживает особого внимания, так как на одной из внутренних его сторон изображена мастерская пантикапейского живописца.

Этот саркофаг, хранящийся в настоящее время в Эрмитаже, представляет собой продолговатый блок известняка с вырубленным в нем углублением, предназначавшимся для погребения покойника.67 Сверху саркофаг закрывался каменной крышкой, состоящей из двух плит. Внутренние стенки саркофага отштукатурены и расписаны, причем фоном всех изображений служит розоватая штукатурка, по которой рассеяны написанные красками лепестки и листики роз.

На короткой стороне в изголовье написана гирлянда из лент и цветов, на противоположной стенке представлен стол с сосудами и пляшущие возле него уродливые карлики-пигмеи, изображению которых придавался магический смысл: своим исступленным танцем безобразные карлики должны были отпугивать злых духов. На длинных боковых сторонах нарисовано по три коринфских колонны. В промежутках между ними, т. е. в интерколюмниях, мы видим различные изображения — сцены загробного пира, двух всадников, юношу с лошадью, троих музыкантов, из которых двое играют на флейтах, а один на ручном органе, и, наконец, в одном из интерколюмниев показана мастерская живописца.

Перечисленные сюжеты росписи представляют, с одной стороны, воспроизведение некоторых эпизодов из реальной жизни, но наряду с этим имеется ряд картин, отражающих религиозные представления (таковы сцены пира, пляшущие пигмеи, и пр.). Схороненный в саркофаге пантикапеец был по профессии художником-живописцем, о чем свидетельствует одна из картин росписи. Но вместе с тем как боспорский гражданин он должен был нести и воинскую службу. Об этом говорит сцена с всадниками, а также изображение стоящего у колонки юноши, по обеим сторонам которого показаны лошадь и висящий на стене горит. Очевидно в молодые годы художник был воином и состоял на службе в боспорском ополчении.

Обратимся теперь к изображению мастерской художника (рис. 70). Неподалеку от мольберта представлен сидящий за работой молодой художник-портретист, одетый в типичный боспорский костюм. Последний представляет комбинацию античной греческой и местной варварской одежды, соответствующей климатическим условиям северного Причерноморья. На художнике надет короткий рукавный хитон, штаны, плащ и сапоги. Живописец разогревает восковую краску, которую он держит с помощью специального инструмента над жаровней. Между мольбертом и живописцем на высокой подставке расположен раскрытый ящик, имеющий внутри серию квадратных отделений с красками.

Рис. 69. Гипсовые «терракотовые (верхний ряд) украшения саркофага I—II вв. н. э.: голова Медузы: эроты на дельфинах; пегасы, вэлетающие с земли.

На стене висят три готовых портрета; один четырехугольный еще на подрамнике, два других заключены в изящные круглые рамы. Таким образом, с полной определенностью устанавливается, что в Пантикапее были художники, применявшие для писания портретов энкаустику, т. е. восковые краски. Однако ни одного подлинного образца пантикапейской станковой портретной живописи до нас не дошло.

Значительно лучше обстоит дело со стенной декоративной живописью. Интереснейшим памятником стенной росписи ранне-римского времени является так называемый склеп Анфестерия начала I в. н. э., который открыт в 1876 г. на территории некрополя, занимающего северный склон горы Митридата, где находится большая часть пантикапейских расписных склепов.68

Склеп Анфестерия, как и почти все другие подобные склепы, был открыт уже в разграбленном состоянии, без вещей. Он вырублен в твердой глинистой материковой породе и в плане представляет собой продолговатую просторную комнату с плоским сводом. Входной арочный проём устроен с северной стороны, сверху к нему вел лестничный спуск; самый же вход, как это обычно делалось, закрывался большой приставной плитой.

Стены склепа покрыты тонким слоем штукатурки и расписаны. Большая часть росписи стен изображает четкую правильную квадровую кладку из рустованных плит (рис. 71), Швы между отдельными плитами обозначены черной краской а очертания рустов — красными линиями. На определенной высоте от пола роспись, имитирующая кладку, прекращается, и на остальном пространстве южной и западной стен, ограниченных сверху линией сводчатого потолка, размещены фигурные изображения.

Рис. 70. Мастерская живописца — деталь росписи каменного саркофага. I в. н. э. (Эрмитаж).

Наиболее интересна роспись западной стены, в которой устроены небольшая ниша (таких ниш в склепе три) и дверь, ведущая в пристроенную несколько позднее другую гробницу. Над нишей сделана краской надпись: Άνθεστηριος 'Ηγησίππου ό και Κτησαμενός («Анфестерий, сын Гегесиппа, он же Ктесамен»), — это имя владельца склепа.

Рис. 71. Стенная роспись в склепе Анфестерия. 1 в. н. э. Керчь.

По обе стороны ниши нарисованы красками изображения, образующие в общем целую картину. Слова от зрителя нарисовано дерево, на котором висят горит и футляр для лука и стрел; правее представлена войлочная юрта. Внутри нее через открытое входное отверстие видны две человеческие фигуры, сидящие на возвышении. Кочевническая юрта воспроизведена весьма тщательно, с обозначением деталей, свидетельствующих об очень хорошей осведомленности художника, несомненно видевшего такие сооружения в натуре. Выступающие над шатром деревянные шесты, т. е. вертикальные стойки, скрепленные вверху горизонтальными палками, показывают, что кибитка была обтянута войлоком по деревянному каркасу, состоящему из жердей. Верх ее был открыт для доступа света и для выхода дыма из внутреннего очага. Томный четырехугольник, показанный над юртой, являлся щитком для закрывания верхнего отверстия во время ненастья. К юрте прислонено длинное копье. Возле юрты (справа в кресле) сидит женщина, обращенная лицом к зрителю; по обе стороны от нее стоят прислужники-подростки. К женщине подъезжает на оседланной лошади вооруженный всадник, держащий в правой руке нагайку. На нем надеты штаны, вероятно кожаные, и голубая подпоясанная рубашка, украшенная светлыми кружками, представляющими нашивные