— Нет и нет, уважаемая синьора! Если прическа под Жанну д'Арк — тогда, на крайний случай, можно, но у вас, у вас совершенно другое дело. Да вы взгляните, вы только взгляните на себя, дражайшая синьора! Ведь это мальчишка, положительно мальчишка, мальчишка из Сен-Жермен-де-Пре!

— Правда, Флавио? — изумленно выдохнула Несси.

— О, синьора!..

Воскресным вечером в кафе, где обыкновенно собираются спортсмены, вдруг воцарилась тишина. Толпа почтительно расступилась перед сухоньким прихрамывающим мужичонкой. Посетители во все глаза смотрели на вошедшего.

— Кто это? Кто это? — шушукались в толпе.

— Кто, кто! Будто не знаешь! Да это же Беппино Страцци. Он с самим Аттаванти в приятелях.

Ввиду короткого знакомства с Мауро Аттаванти, знаменитым центральным нападающим, Страцци пользовался в этих кругах всемыслимыми почестями. За столом, который считался «его», сидели четверо респектабельного вида субъектов, облаченных в светлые верблюжьи пальто. При виде знаменитости все четверо проворно вскочили, любезно осклабясь. Мужичонка опустился на стул, даже не поблагодарив. Он был в бешенстве. Человек двадцать поднялись с мест, окружив знаменитость в ожидании сенсации. В гуле вопрошающих голосов выделялся резкий голос Страцци:

— Нет, ребята, так дело не пойдет! Ишь, чего надумали! — (Три часа назад Аттаванти дисквалифицировали за действия против судьи.) — Да он его и пальцем не тронул. Все видели своими глазами. Господи, духота тут у вас какая! А ну, отодвиньтесь немножко, и так дышать нечем.

Мужичонка распалялся все сильнее, опьяненный собственной популярностью. Сквозь толпу, лавируя, пробирался официант с подносом.

— Позвольте… извините… Пунш для кавалера Страцци.

В толпе тотчас образовался проход.

— Вот удружил, Джакомо! — поощрил официанта Страцци, заканчивая спектакль. — Хоть одна душа вспомнила о бедолаге Беппино.

— Однако! — хмыкнул кто-то в толпе.

Потом послышался хриплый голос:

— Мауро мне сказал… Мауро знает… Если бы он меня тогда послушался… Мауро мне слово давал…

— А знаешь, Джозефа, с кем я познакомилась на Прочиде? С графиней Лизой Скварча. Это ведь твоя кузина, верно?

Красавица Джозефа Скварча вмиг превратилась в змею, которой наступили на хвост.

— Лиза Скварча — моя кузина?!

— Но ты ведь знаешь ее?

— Может, видела раз. Мы всегда старались держаться подальше от этих голодранцев.

— Но все-таки она тебе родня или нет?

— Да никакая не родня! Разве что седьмая вода на киселе, по какой-нибудь боковой линии. И притом никакая она не графиня.

— Но там все ее звали графиней. А у мужа ее вышита корона, на этом, как его…

— Ради Бога! Графский титул во всей родне только у нас. Массимо хорошо знает нашу родословную.

— И все же, Джозефа, я тебе клянусь…

— Извини, пожалуйста, Лаура, за прямоту, но мне не по нутру, когда всякая шваль пользуется тем, что они наши однофамильцы! Лиза — графиня! Держите меня! — Джозефа истерически захохотала.

— Извини, ради Бога, — смутилась подруга. — Я не думала…

— Ты меня извини, — успокоилась Джозефа. — Меня всегда зло берет, когда разные там графья…

Мэр города отправился посмотреть новое оборудование, установленное в отделе учета населения. Начальник отдела Клаудио Вичедомини разъяснял начальству, какие воистину сказочные возможности открывает новая электронная установка, заведенная в мэрии совсем недавно.

— Эта машина, — повествовал начальник отдела, — выполняет за три секунды работу, на которую прежде уходил целый рабочий день у одиннадцати служащих. — Он широким жестом указал на огромный щит, весь в каких-то кнопочках и рычажках. — Вот, к примеру, господин мэр, вы можете выбрать любой, ну совершенно любой день в прошлом и за три секунды получить полную демографическую картину нашего города на это число.

— Ну, положим… — задумался мэр, — положим, шестнадцатое июня… тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года.

— Превосходно! — обрадовался Вичедомини. — Нажимаем кнопки — вот так. И получаем…

Послышалось легкое жужжание: нечто таинственное происходило в чреве машины. Через секунду в корзину выпала картонная распечатка.

— Ага! — возликовал Вичедомини. — Вот полная картина демографического состояния нашего города на указанную вами дату. С одной стороны указаны рождения — заметьте, все по часам, а с другой, обратите внимание, — смерти.

Мэр из вежливости взял распечатку в руки и рассеянно пробежал глазами графу смертей: Коцци Летиция, в браке Дзагетти Брин, Предиканти Серджо, Скарабатти Пьеро, Какопардо Гульельмо, Альфонси Эрнеста, по мужу Смидерле, Страцци Джузеппе, Паньи Федерико, Пассалакуа Джозефа, по мужу Скварча…

— Паньи, Паньи, — пробормотал мэр, что-то припоминая. — Паньи Федерико, где-то я слышал эту фамилию.

— Правда, изумительно? — прервал его воспоминания Вичедомини.

— Изумительно, — рассеянно отозвался мэр.

— А теперь пройдемте посмотрим картотеку, позвольте, я пойду первым. — Вичедомини, не переставая улыбаться, повернулся к девушке-служащей. — Синьорина Элиде, не забудьте потом выключить свет.

Бенджамен Фаррен, журналист, сел на диван, поставил на колени портативную машинку, вложил лист чистой бумаги, закурил трубку и, улыбаясь, начал писать:

Главному редактору «Нью-глоуб»

Уважаемый господин редактор!

Как старый и преданный читатель еженедельника, которым Вы руководите твердой рукой и с большой мудростью, позволю себе выразить свое скромное суждение, побуждаемый единственно желанием внести, пусть весьма незначительный, вклад в дело, коему Вы с великой верой служите.

В последнее время на страницах «Нью-глоуб» появляются статьи на самые разные темы за подписью некоего Макнамары. Не знаю, кто он и за какие заслуги приглашен сотрудничать в печатном органе, который вполне справедливо признан наиболее серьезным и авторитетным еженедельником нашей страны. Однако не только я, но и многие весьма культурные и занимающие высокое положение читатели целиком разделяют мое мнение, считая, что подобные статьи несовместимы с профессиональным достоинством и благородством устремлений, отличающими «Нью-глоуб». Общие фразы, жалкие потуги на остроумие, длинноты, ошибки и т. д. и т. п.

Исписав целую страницу, он начертал: «Ваш искренний друг». Затем, сложив лист, сунул его в конверт, аккуратно вывел адрес, наклеил марку, взял шляпу и зонтик, вышел из дома и опустил письмо, после чего, с наслаждением вдыхая теплый летний воздух, отправился в редакцию «Нью-глоуб».

— Добрый вечер, господин Фаррен, — почтительно поклонился швейцар.